Мещанское счастье

На балкон вышел Аркадий Иваныч с дочерью Лизаветой Аркадьевной. Лизавета Аркадьевна была женщина высокая, стройная, красивая. Она года полтора назад лишилась мужа, директора одного из петербургских департаментов. Вдова приехала к отцу гостить весну и лето. Скоро вбежал на балкон Володя, сын Обросимова, а наконец явилась и сама хозяйка, Марья Павловна. Аркадий Иваныч предложил прогулку на воде; все были согласны и минут через двадцать сидели в лодке. Молотова просили гресть. Под его руками лодка пошла быстро. Речка бежит среди липового леса и яблонь, отряхивающих розовые цветы в ее тихую воду.

– Вы устанете, – заметила Марья Павловна.

– Ничего-с, – ответил Молотов и в один прием подвинул лодку на полсажени.

– Я люблю быструю езду, – сказала вдова, – она – как все сильное, энергичное, выходящее из ряда обыденных…

В это время лодка на повороте реки обогнула угол, и неожиданно из-за яблонь солнечные лучи ударили прямо в глаза гребцу, что заставило его опустить весла. Когда женский страх прошел, все стали смеяться.

– Вам солнце мешает, – сказала Леночка и защитила его зонтиком.

Леночка быстро овладела разговором, с удивительною легкостью переходила с предмета на предмет; рассказала, как она тонула однажды; что у них новый дьячок; про козу свою рассказала; от козы перешла к дяде, к няне, подругам; после этого ей ничего не стоило заговорить о цветах, о новом платье; а чрез несколько минут она говорила, что терпеть не может пауков и тараканов, что она любит толстые пенки на сливках, клубнику и запах резеды. Черноглазая болтунья была неистощима. Лизавета Аркадьевна смотрела на Леночку пристально, наблюдала ее, изучала, как любила выражаться, нарочно вызывала на болтовню, причем и делала тонкие иронические замечания. Егор Иваныч видел, что Обросимовы об Илличовой имели понятие как о девочке пустой и легкой. Только отец поддерживал свою крестницу и гостью и, казалось, понимал ее иначе. Леночка не догадывалась, что над нею смеются и с намерением заставляют говорить.

– Я завидую легкости вашего характера, – сказала Лизавета Аркадьевна с едва заметною улыбкою.

– Я веселая!.. – отвечала простодушно Леночка и при этом ударила в ладошки.

Проехали еще около версты и потом положили вернуться домой. Молотов повернул лодку; ее понесло вниз по теченью. Он сложил весла.

– Папа, позвольте мне править.

Обросимов уступил дочери руль. Она довольно верно повела лодку. Когда доехали до деревни, где жила Леночка, она просила остановиться. Высадили ее на берег, простились и отправились дальше. Немного погодя Лизавета Аркадьевна сказала:

– Кисейная девушка!

– Лиза! – начал с упреком отец…

– Да что, папа! – перебила Лизавета Аркадьевна, – ведь жалко смотреть на подобных девушек – поразительная неразвитость и пустота!.. Читали они Марлинского, – пожалуй, и Пушкина читали; поют «Всех цветочков боле розу я любила» да «Стонет сизый голубочек»; вечно мечтают, вечно играют… Ничто не оставит у них глубоких следов, потому что они не способны к сильному чувству. Красивы они, но не очень; нельзя сказать, чтобы они были очень глупы… непременно с родимым пятнышком на плече или на шейке… легкие, бойкие девушки, любят сантиментальничать, нарочно картавить, хохотать и кушать гостинцы… И сколько у нас этих бедных, кисейных созданий!..

– Ты Леночку не знаешь, – сказал отец, – оттого и говоришь так. Она девица очень добрая.

– Добрая? – ответила дочь с досадою. – Знаю, очень хорошо я это знаю. Они все у нас добренькие: всегда спасут муху из паутины и раздавят паука…

– Я тебе советую познакомиться с нею покороче; тогда ты ее полюбишь…

– Я ее и теперь люблю, папаша, разумеется, как можно ее любить… как птичку? цветок… как хорошенький узор… не больше… Она не способна отвечать на привязанность глубокую, на страсть сильную…

– Держи от берега дальше, Лиза: там очень мелко.

– Хорошо, папа… Скажите, чем можно привязать ее? подарить фунт конфет? шелковое платье?

– Жениха хорошего, – сказал Обросимов.

– Что, папа?

– Хорошего жениха… только не дари ты ей портрета Жорж-Занда.

– Вы, пожалуй, правду сказали. Да, для этих девушек одно спасенье – в женихе… Пока не замужем, они мечтают… вы думаете, об идеале? нет, о душках, и между тем очень хорошо понимают, что вся цель их стремлений – жених, о чем и хлопочут мамаши и папаши… душка сам по себе… Да и к душкам своим эти девушки имеют какие-то странные отношения: они не способны ни к какому решительному шагу, они не полюбят без позволения папаши…

– У ней, Лиза, нет отца.

– Все одно – мамаши.

– Мамаши она не боится, потому что командует всем домом. Как же это, Лиза, не зная человека, говорить о нем? Могла ли ты так скоро понять Леночку?

– Она дала мне три сеанса – этого довольно: ее портрет я могу написать во весь рост… Я пыталась развить ее…

– В три сеанса?

– По крайней мере понять, может ли она развиться. Бывают натуры нетронутые, а эти? Кисейная девица, девица-душка!

– Лиза, ведь ты бранишься, – сказал отец.

Лизавета Аркадьевна вспыхнула.