И вот сейчас я еду к сыну, чтобы покаяться перед ним и уговорить его не разводиться с женой…
У конюшни, у колодца вышли бабы побороться…
Сразу после войны мужиков на всех безмужних не хватало, но законные жены своим «богатством» с соседками делиться никак не хотели.
На конюшне по утрам собиралось человек по двадцать. Колхозники разбирали лошадей, чтобы ехать за сеном, по дрова, вывозить с фермы навоз.
Тут-то и встретились Манюшенька с Гранькой, которые давно между собой мужика одного, бригадира колхозного, делили. Только поделить никак не могли, так как одной он приходился законным мужем и детей от нее имел, а ко второй прибегал по вечерам тайно, о чем все в деревне знали, а жена догадывалась.
В этот раз они из-за саней сшиблись: обе на одни и те же глаз положили. Сашка-бригадир тут же оказался, да на беду возьми и прикажи жене своей уступить, предложив ей совсем другие. Вот это-то ее и распалило еще крепче, тем более что и сани в утренних сумерках показались совсем немудрящими, и оглобли в завертках еле держались…
Давно копившаяся злоба на соперницу выплеснулась мгновенно, и от ругани из-за саней обе бабы перешли к личным оскорблениям.
Когда Сима-конюх вывел им лошадей, то увидел, как в окружении всего колхозного люда, оказавшегося рядом на тот момент, женщины стояли, согнувшись и отвернувшись друг от друга с задранными подолами юбок, и пытались содрать со своих задов толстые ватные штаны.
Самым большим позором тогда на деревне считалось, когда одна из соперниц другой свой обнаженный зад покажет, да еще и ладошкой своей по нему похлопает смачно, сопровождая сей жест не менее смачными выражениями. В пылу спора среагировали они обе одинаково и почти одновременно, забыв при этом, что надеты на них не одни штаны и что добраться до своего тела на сорокаградусном морозе довольно сложно…
Так и стояли на потеху мужикам, хлопая ладонями по ватным штанам. Насмотревшись на бесплатный спектакль, зрители постепенно разошлись каждый по своим делам.
Из-за секса…
Мы с мужем прожили вместе 34 года, и все эти годы мы собирались развестись. Хотела от него уйти, но так и не смогла.
Живем мы материально хорошо, все есть, муж работает. Правда, выпивает. Редко, но метко. Как выпьет – всю ночь спать не дает, все ходит, мне с ним надо разговаривать да сексом заниматься. А я секса не люблю и дело это делаю, как подневольную работу. Вот из-за этого я и собиралась от него уходить, из-за секса. У нас четверо детей, все женаты и замужем. Мы вдвоем живем. Муж – пенсионер, но с работы его не гонят.
Мы с мужем как разругаемся, он говорит:
– Я к матери от тебя уеду.
А я говорю:
– Ну, и езжай, я хоть от тебя отдохну тут!
Вот он и начинает вещи собирать. Все уложит в сумки да в вещмешок все шмотки свои, начнет с домом прощаться. Все углы обойдет (ждет, что я его остановлю), с кошкой да с собакой распрощается – у самого слезы на глазах. Короче говоря, пока муж приноравливается так, прощается – поезд уходит.
Муж глядит на часы:
– Ну, вот, поезд-то ведь только что ушел. Опоздал я!
И начнет раздеваться да вещи обратно раскладывать, да с собакой и кошкой здороваться. Мне говорит:
– Коли не изменишься в лучшую сторону насчет сексу – уеду от тебя!
А я ему:
– Хоть режь меня – не изменюсь насчет сексу!
Так и живем…
Лешачья свадьба
Дед мой, по матери, роста был огромного, недаром в начале века[9]
служил в Санкт-Петербурге в Семеновском гвардейском полку. Из-за своего роста получил он на деревне прозвище Двухэтажный.И еще до службы дед влюбился в мою бабушку. Она была баская, но ростика маленького, поэтому деда-то не шибко привечала.
А он решил непременно ей понравиться. Для этого захотел научиться играть на гармони. Втихую от родителей купил тальянку, унес ее в лес и спрятал там в дупло сухой осины. Унес ее прямо с ярмарки, которая бывала в Красном Бору.
И вот дед стал проситься часто у отца с матерью в лес – то сенокос новый расчистить, то путик новый протесать, то порхалище для рябчиков сделать.
Сделает что надо, а потом заберется куда-нибудь в чащобу и учится играть на тальянке. Да еще и поет. А голос, надо сказать, был у деда молодого, как граммофонный, сиплый да скрипучий.