Мешок с костями

Выглядела она лет на семьдесят и поверх черного закрытого купальника надела черные же шорты. Сочетание выглядело очень строго, официально, можно сказать, вариант не теряющего популярности короткого черного платья, в каком приходят на коктейль. Кремово-белую кожу над плоской грудью и на плечах покрывали большие коричневые старческие бляшки. Скулы и лоб выступали вперед, а глаза словно прятались в тени. Седые волосы свисали патлами.

Господи, какая же она худая, подумал я. Прямо-таки мешок с…

Вот тут меня тряхнуло. Сильно тряхнуло, будто от удара электрическим током. Я не хотел, чтобы она это заметила (хорошенькое начало летнего дня: твой вид вызывает у мужчины такое отвращение, что его трясет), поэтому я поднял руку, помахал. Попытался и улыбнуться. Привет, старушка, стоящая у бара над водой. Привет, мешок с костями, ты испугала меня до смерти, но нынче это просто, вот я тебя и прощаю. И что вообще ты там делаешь? Я, правда, подумал, что моя улыбка показалась ей гримасой.

В ответ она мне рукой не помахала.

Чувствуя себя круглым идиотом (ДЕРЕВЕНСКОГО ИДИОТА ЗДЕСЬ НЕТ. МЫ ПО ОЧЕРЕДИ ИСПОЛНЯЕМ ЕГО ОБЯЗАННОСТИ), я опустил руку и двинулся в обратный путь. Через пять шагов оглянулся: меня не оставляло ощущение, что ее взгляд упирается мне между лопатками.

Пристань опустела. Я прищурился, полагая, что она просто отступила в тень, отбрасываемую boozehaus[52], но нет, она исчезла. Словно призрак.

Она просто зашла в бар, дорогой, вставила Джо. Ты это знаешь, не так ли? Я… ты знаешь, да?

— Да, да, — бормотал я, шагая по Улице к своему дому. — Естественно, знаю. Куда же еще она могла зайти?

Да только мне казалось, что не успела бы она войти в бар. А если бы и вошла, я бы услышал ее шаги, пусть она была и босиком. Утро выдалось очень уж тихое.

Может, походка у нее бесшумная. Опять Джо.

— Да, — согласился я. «Если так будет продолжаться, — подумал я, — то к концу лета я уже привыкну говорить вслух сам с собой». — Да, наверное. Может, у нее бесшумная походка.

Конечно. Как у миссис Дэнверс.

Я вновь остановился и оглянулся, но тропа следовала за небольшим изгибом берега, и я больше не увидел ни «Уэррингтона», ни «Бара заходящего солнца». И, честно признаюсь, нисколько об этом не пожалел.

* * *

На обратном пути я попытался составить список странностей, которые предваряли или сопровождали мое возвращение в «Сару-Хохотушку»: повторяющиеся сны; подсолнечники; наклейка радиостанции; плач в ночи. Я предположил, что встречу с Мэтти и Кирой плюс последовавший за ней телефонный разговор с мистером Пикселем Излом также можно считать странными, но они не становились в один ряд с детским плачем, который я слышал по ночам.

А куда отнести тот факт, что то лето, когда умерла Джоанна, мы проводили в Дерри, а не на озере Темный След? Можно включить его в перечень странностей? Я не знал. Даже не смог вспомнить, почему мы остались в Дерри. Осенью 1993 года я писал рассказы и пытался сделать сценарий из «Мужчины в красной рубашке». В феврале 1994-го засел за «Путь вниз с самого верха». А кроме того, решение ехать на запад, к «Саре»…

— Этим заведовала Джо, — сообщил я озеру и, как только услышал собственные слова, понял, что сказал чистую правду. Мы оба любили бревенчатый коттедж, но именно на Джо лежала обязанность сказать: «Эй, Ирландец, давай оторвем наши задницы от дивана и смотаемся на несколько дней в Тэ-Эр». Она могла произнести эти слова в любое время… только в год, предшествующий ее смерти, не произнесла ни разу. А у меня и в мыслях не было произнести их за нее. Я как-то забыл про «Сару-Хохотушку», несмотря на наступившее лето. Возможно ли так глубоко погрузиться в новый роман? Вроде бы нет, но где взять другое объяснение?

Но общей картины не получалось, а почему — я не знал. Что-то не складывалось.

Почему-то на ум пришла Сара Тидуэлл и одна ее песня. Она так ее и не записала, но у меня была пластинка с записью этой песни в исполнении Слепого Лимона Джефферсона[53], который, конечно, несколько поменял слова, подстраивая песню под себя. Один куплет звучал так:

Деревенские танцульки любим мы с подругой,
Раз с прихлопом, два с притопом и еще по кругу!
Вот сейчас я поцелую милку свою в губы,
Парень я такой приятный и совсем не грубый!

Конечно, Сара Тидуэлл спела бы ее не так, как этот трубадур с осипшим от виски голосом. Хотелось бы мне услышать Сару, но — увы!

Я добрался до своего дома. Огляделся, в непосредственной близости никого не увидел (хотя где-то заурчал лодочный мотор), разделся до трусов, вошел воду и поплыл к плоту. Забираться на него не стал, полежал на воде, держась за перекладину лесенки, лениво перебирая ногами. Приятно, конечно, но чем занять остаток дня?