Месяц на море

– Кажется, я скоро влюблюсь в этого легендарного персонажа! – рассмеялась она.

– В какого? – не понял Колесников.

– В этого самого ненавистного вам Колмановича.

– Почему ненавистного? – разозлился Колесников. – Просто я считаю, что у человека должна быть мораль. Принципы. Человек должен быть порядочным.

– Да? Ну а вы сами? Когда при всех насмешничали над курсантом Поспеловым. Ваша шутка была неприличной. Вы намекнули, как мне помнится, на венерические заболевания.

Архипова давно хотела вернуться к этой истории. Ей не давало покоя то, что Колесников воспользовался своей силой. Студент ему ответить не мог. Но к огромному удивлению Александры, Колесников ничего не ответил, а перевел разговор на другую тему.

Но было в разговорах и много интересного. Оказалось, когда-то Сергей Мефодьевич стоял перед важным выбором: в молодости ему хотелось заниматься музыкой. «Понимаешь, я очень любил петь, сочинял мелодии. Простенькие, но мне самому они нравились. Хотелось сочинять душевную музыку, добрую. Конечно, подводило знание классической музыки. Невольно “цитировал”», – рассказывал Колесников Александре.

– А ты хорошо знаешь классическую музыку? – переспросила она.

– О да! На слух могу узнать концерты Брамса. Хорошо знаю Мусоргского. Люблю Моцарта, Вивальди.

– Кто же этих двоих не любит, – произнесла Архипова. Ее знакомый представал в новом свете. Если сначала ей казалось, что перед ней добросовестный, исполнительный служака, поклонник уставов и правил разного толка, то теперь он оказывался человеком, способным переживать. Александра всегда считала, что музыку любить и понимать может лишь человек эмоционально одаренный. «А так сразу и не скажешь… Иногда он поражает скупостью чувств», – подумала Архипова и решила повнимательней приглядеться к этому человеку. А Колесников продолжал удивлять. В разговорах он цитировал философов, обнаруживал широкие познания в медицине, судил об актерах и театре, обсуждал политиков и моду. Сергей Мефодьевич поражал широтой знаний и… категоричностью суждений. Архипова пока слушала и не спорила – хотя многие взгляды собеседника ей казались странно несовременными. Она никак не могла составить мнения о нем – каждая беседа преподносила сюрпризы. Одно было понятно: мужчина заслуживал внимания. Он был умен, интересен, умел делать комплименты. Они были неброскими, но в них обнаруживалась наблюдательность и стремление быть приятным. Очень скоро Архипова поймала себя на том, что ждет его звонков – общение разжигало любопытство. Но сама она не звонила. Было у нее такое правило – не звонить мужчинам, которым нравилась. А она, несомненно, нравилась Колесникову: он так часто звонил, так подолгу с ней разговаривал. В конце каждой беседы непременно следовала фраза: «Я не исчезаю. Завтра выйду на связь. Прошу, сними трубочку, когда увидишь мой номер!» Архипова умилялась: «В его жизни были случаи, когда женщины не хотели с ним разговаривать. Как это грустно!» И вот в ее душе появилось не только любопытство и сочувствие, но и понимание. И даже нежность. Архипова принялась анализировать эти разговоры – за каждым предложением ей виделся глубокий смысл. По этому поводу подруга Таня Степанова сказала:

– Подруга, судя по тому, что ты занимаешься фигней, ты влюбилась.

Архипова опешила. Потом рассмеялась. А потом призадумалась. Они общались уже несколько месяцев. Два раза в день, утром и вечером. Рассказывали друг другу обо всех событиях и происшествиях. Давали друг другу советы. В конце концов жизнь обоих стала немыслима без этого общения. И тогда Сергей Мефодьевич купил билеты на поезд Москва – Санкт-Петербург.

Одним апрельским вечером, когда на ветках уже орали пьяные от весны воробьи, он позвонил Архиповой. Звонил позже обычного, а голос сбивался на фальцет.

– Александра! – начал он и замолчал.

– Сергей! – в тон ему ответила смешливая Архипова, ее развеселила интонация конферансье.

– Не перебивай, – приказал Колесников.

– Не буду, – ответила Архипова.

– Саша! – не выдержал Сергей Мефодьевич и хихикнул. – Не смеши меня.

– А ты меня еще Шурой назови, – отвечала Архипова.

– Извини, знаю, ты не любишь эти варианты. Ты – только Александра.

– Что сказать-то хотел? – спросила Архипова.

– Ах да, ты меня сбила.

– Я не тебя сбила, а пафос.

– Я билеты купил тебе. Сейчас вышлю на почту. Выезжаешь в пятницу вечером. Возвращаешься в воскресенье вечером. Но поздно. Мне хотелось, чтобы ты дольше побыла у нас.

– Сергей?! – Архипова растерялась. – Но… спасибо! Ты бы предупредил. Я и сама могу билеты купить. Не люблю в долг жить… И… вообще. Деньги тебе переведу сейчас же.

– Ты едешь в бизнес-классе. А остановишься у меня дома, – как-то снисходительно произнес Колесников, и Архипова поняла, что цена на билеты заоблачная, а идея совместного проживания обсуждению не подлежит. Архипова растерялась. Во-первых, она всегда пользовалась эконом-классом, а проживание с кем-то под одной крыше вообще было для нее мукой. «Я его знаю всего несколько месяцев. Маньяк, может быть, какой-нибудь. Кто так поступает?! Он же меня, наверное, и не помнит», – думала она.