Месяц надежды

После этого она, не колеблясь, протянула руку к этой куче. Ей было чуточку стыдно, но то самое любопытство пересилило. В конце концов, она не копалась специально в чужих вещах, они сами вывалились, все равно их следует собрать назад в коробку, а сделать это можно только руками.

Крест чуточку странной формы, с закругленными концами, весь покрытый рельефными треугольными полосками, в центре – государственный герб, двуглавый орел. На обороте номер и надпись старославянскими буквами: «МУЖЕСТВО». Красная лента с белыми полосками по краям.

Медаль на серой ленте с двумя синими полосками по краям. Посередине большие, залитые красной эмалью буквы: «ЗА ОТВАГУ». Под ними какой-то странный танк с двумя башнями и еще третья пушка сбоку торчит. Над ними три самолета, мал мала меньше, тоже какие-то странные, с прямыми крыльями. На обороте только номер.

Медаль на красной ленте с зелеными полосками по краям. Профиль старика со странной прической, по бокам, полукружьями, буквы: «АЛЕКСАНДР СУВОРОВ, под барельефом две лавровые веточки. На обороте, кроме номера, две перекрещенные то ли сабли, то ли шпаги – Оля в таких вещах плохо разбиралась – остриями вниз.

Медаль на зеленей ленте с красными полосками по краям. На взгляд Оли, самая красивая. На ней… ну да, это же пограничный столб! У дедушки на медали похожий. Поверх него перекрещенные винтовка и сабля, а по бокам венок из дубовых и лавровых листов. На обороте, кроме номера, выпуклые буквы: «ЗА ОТЛИЧИЕ В ОХРАНЕ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ГРАНИЦЫ».

Красные книжечки носили одинаковые названия: «Удостоверение к государственной награде Российской Федерации» и выглядели совершенно одинаково: красная обложка, внутри две странички. Орден Мужества, медаль Суворова, медаль «За отвагу», медаль «За отличие в охране государственной границы». В каждой подпись – президент Российской Федерации Б. Н. Ельцин. И везде – Гартов Алексей Валентинович.

Все четыре награды еле уместились на Олиной ладони. Они были тяжелые и настоящие, очень убедительные.

Она ничего еще не понимала, но не сомневалась в одном. Таких наград ни за что не получил бы повар, служивший не только на безопасной и даже веселой финской границе, но и в любом другом месте. Их вообще не получил бы повар!

Оля вспомнила, что недавно говорил ей дедушка. Теперь она начинала думать, что зря ему не поверила.

Девушка отложила награды и – семь бед, один ответ – взялась за фотографии, цветные, но явно сделанные каким-то скверным аппаратом. Она собрала их в стопочку и стала разглядывать по одной.

Сюжеты разнообразием не блистали. Молодые парни, редко-редко в аккуратном камуфляже, большей частью в какой-то странной форме, выцветшей, поношенной. Большинство с автоматами, хотя кое у кого пулеметы, а у некоторых – какие-то странные громоздкие штуки. Лишь на паре-тройке снимков ребята откровенно позировали, приняв бравые позы, картинно держа оружие. На остальных – а их было десятка два – они просто стояли, сидели, лежали, глядя в объектив. Вот на заднем плане танк. Тут какая-то военная машина на высоких колесах и еще одна, с пулеметным стволом, торчащим из башенки.

В конце концов она нашла Алексея, хотя узнала его не без труда. Он, оказывается, тогда носил лихие усики, как сегодня Макс. А Макс – вот он, рядом, никакой ошибки. Алексей сидит на корточках, повесив автомат на плечо, обнимает за шею здоровенную овчарку. Она, в отличие от людей, уставилась в объектив явно настороженно, так, словно ждала от фотографа какого-то подвоха, оттопырила острые уши, видно, что слегка напряглась.

Оля положила все на покрывало и долго сидела, глядя в стену. Никаких мыслей в голове у нее просто не было. Она словно заглянула в какой-то другой мир, никогда прежде с ее привычным, обыденным, уютным не соприкасавшийся. Она в том мире никогда не была, а вот Алексей, выходит, бывал. И не просто так.

Никакая это не финская граница. Здесь сухо и жарко, сплошной песок, нет ничего, кроме корявых, едва ли не засохших кустов. На некоторых фотографиях видны горы, заросшие лесом, вроде бы такие же, как в Сибири, но как-то сразу чувствуется, что это другая земля.

– Любуемся?

Оля подняла голову, вскочила, сгорая со стыда, словно была поймана на подсматривании. Алексей стоял в дверях спальни. Лицо у него было вовсе не сердитое, отрешенное какое-то.

– Алеша, – сказала она торопливо, покаянно. – Я по ящикам не шарила, никогда не стала бы. У тебя там ужасный беспорядок, я хотела уложить белье как следует, а коробка сама выпала.

– Да не нервничай ты так. Я же тебе верю. – Алексей подошел к ней, поцеловал ее в щеку, сел рядом. – Нашла, значит. Ничего, в День пограничника мне все равно пришлось бы засветиться. Так что не переживай. Ну да, выпала. Ты все посмотреть успела?

– Ага. Так это, значит, твое.

– Да уж не чужое, – сказал он без всякой гордости, скорее устало. – Кажется, я чего-то удостоен, награжден и назван молодцом. Такие дела, Уелинка.

– А это ведь Макс, правда?