Месяц туманов (антология современной китайской прозы)

Несколько сотен крестьян с перемазанными сажей лицами внезапно встали по обеим сторонам дороги. При виде такого зрелища водители и несколько сопровождавших груз техников побледнели от испуга. Они никак не могли поверить, хоть убей — не могли поверить, что на подвластных Компартии землях народ может взбунтоваться и преградить дорогу грузовику. Отец руководил «делом о хищении удобрений» так, словно раздавал команды членам батальона, участвующего в битве. Посреди дороги поставили перевёрнутую вверх дном телегу, лёжа на ней, крепко спал возничий. Водителям грузовиков с удобрениями ничего не оставалось, как встать посреди дороги. Они с вытаращенными глазами остолбенело пялились на выступавших вперёд, словно сошедших с ума крестьян, которые ловко остановили грузовики и стаскивали с них мешки с удобрением. Односельчане действовали молча и слаженно. Вооружённые корзинами и коромыслами, они, следуя извилистой межой, быстро уносили с дороги свои военные трофеи и исчезали из виду. Воздух наполнился резким, едким запахом мочевины и давно позабытым в этих краях духом всеобщей ненависти к единому врагу. Если бы водитель хоть сколько-нибудь интересовался историей, он бы обнаружил, что вся эта сцена имеет много общего с событиями пятидесятилетней давности, произошедшими в этих краях. Он также мог бы осознать тот факт, что организованные крестьяне способны проявить бурную активность и творческую инициативу. К сожалению, водитель этого не осознал. Преуспев в экономии горючего, во всех остальных областях он проявлял весьма посредственные способности. Он мог лишь кричать что есть мочи: «Что вы делаете? С ума посходили?» Никто не обращал на него внимания, участниками этих событий двигало небывалое воодушевление и появившееся внезапно из ниоткуда чувство ответственности. Они боялись только одного — отстать от других, оторваться от масс. Водитель не знал, что в этот момент с холма в нескольких сотнях метров от дороги за происходящим внимательно и хладнокровно наблюдал профессиональный военный в накинутом на плечи пальто английского сукна, военный, который провёл не одну сотню боёв. Когда крестьяне опустошили две машины, каждая из которых везла восьмитонный груз, он сказал сам себе, что эту битву можно считать законченной.

За свою жизнь отец убил бессчётное множество людей.

После того как изменились правила ведения боя и дальнобойные орудия заменили собой мечи, копья, луки и стрелы, отец не мог точно сказать, сколько человек он убил. Отец никогда не рассказывал нам военных историй, хотя в детстве мы испытывали к его прошлому жгучий интерес. Но он всё равно ничего нам не рассказывал. В том саду, который разбил в Чунцине некто по фамилии Пэн, один мой приятель как-то похвалялся своим отцом. Он самодовольно заявлял: «Мой отец убил человека!» Когда он говорил это, его лицо так и сияло в лучах солнца. Пока я учился в школе, чужая слава, воспоминания о которой глубоко врезались мне в душу, будоражила моё воображение. Много раз мне виделось во сне, как я разгуливаю по полю брани, где кровь течёт рекой и навалены горы трупов, и душа моя не могла найти себе покоя. Только когда я стал взрослым, я на стороне узнал, по какой причине отец не раскрывал своих секретов. И тогда я понял, что испытываю страх перед отцом.

Когда отец избрал путь профессионального военного, он прекрасно знал, что ему придётся убивать — в этом не было никаких сомнений. Однако отец никогда не мог себе представить, что первым человеком, которого он захочет убить, будет его товарищ.

Первым человеком, которого замыслил убить отец, был заместитель начальника отряда, где он служил. Этот человек был родом из провинции Юньнань, звали его Сян Гао. Сян Гао командовал ротой. У него был взбалмошный, вспыльчивый характер. Бойцов, находившихся у него в подчинении, за малые провинности он ругал, за большие — колотил. Он прибрал к рукам почти всех солдат отряда. Отцу, который находился под началом Сян Гао, действительно пришлось несладко. По пути из Хэнани в Наньба Сян Гао трижды поколотил его. Однажды, когда мул отца свалился в канаву, Сян Гао подвесил отца на дереве и выпорол его шомполом, выпорол так, что у отца треснула кожа и обнажилось мясо. Долгое время отец не решался сесть в седло. В тот день отец тайком поклялся во что бы то ни стало убить Сян Гао.

Лучшим способом убить Сян Гао было выстрелить исподтишка.