Месяц туманов (антология современной китайской прозы)

Отец вонзил острый нож для резки овощей в землю во дворе рядом с цементными ступенями и велел нам с младшим братом ловить уток. Отец резал уток так, как я раньше никогда не видел. Его способ был очень прост, каждую утку он убивал одним ударом ножа. Мы с братом кинулись ловить уток, которых затем вручали отцу. Отец брал утку, ножом прижимал её к цементному полу, наступал ногой ей на шею и одним ударом ножа отсекал ей голову. Утки ни о чём не подозревали. Их красивые головы отлетали в сторону, а выразительные глаза так и оставались открытыми. Округлые обезглавленные тельца с трудом поднимались на ноги и заплетающейся походкой устремлялись неведомо куда, блуждая в зарослях травы. Это было жуткое зрелище. Десятки живых уток за несколько минут лишились голов, которые раскатились по земле, словно диковинные плоды. Глаза уток так и остались открытыми. Лишившиеся головы утки, точно пьяные, бродили среди пышно цветущих лилий и гипсофил, словно искали что-то. Воздух наполнился резким сладковатым запахом, забрызганный розовой утиной кровью цементный пол был словно устлан опавшими лепестками цветов, которые почему-то не двигались вслед за дуновением ветра. Отец убил последнюю утку и выпрямился, разогнув своё большое богатырское тело. В руках у него был нож для резки овощей, с которого капала утиная кровь. Лезвие ножа напоминало зуб пилы. Отец стоял посреди двора, его волевое лицо было красным, цвета холодной красной меди. Прохладный осенний ветерок, прилетевший откуда-то издалека, разгуливал по саду. Налетая на отца, он отскакивал от его лица, издавая металлический стук, постанывая при этом, словно от боли. Мы с младшим братом стояли в сторонке, потрясённые этой жуткой сценой, и не могли выговорить ни слова.

Отец всегда держал в тайне, сколько человек он убил за свою жизнь. Он никогда не заговаривал об этом. С нами, его потомками, он отказывался упоминать о военном времени. Он не замечал военных фотографий и книг, которые мы любили рассматривать. Только один раз отец заговорил о смерти, и то из-за сына своей младшей сестры. Этот мальчик, наш двоюродный брат, был очень смышлёный. По окончании школы он стал работать в школьной канцелярии, потом возглавил деревенскую канцелярию. Если бы его не посадили в тюрьму за взяточничество, он вполне мог бы сделать большую карьеру. Отец очень любил нашего двоюродного брата. Когда отец узнал, что племянника приговорили к трём годам лишения свободы, он горевал так, что не спал ночи напролёт. Тогда, забыв о приличиях, отец сказал: «Мы, из рода Дэнов, много людей убили, это нам возмездие за наши грехи».

Всю вторую половину жизни отец ощущал себя в тупике, вспоминая кровавые события своей молодости. Он упорно молчал и не проронил ни слова о своей былой, обрызганной кровью истории, о череде трупов, о людях, лишённых права на жизнь. Несомненно, у его молчания были веские причины. Военное дело недалеко ушло в своём развитии, убийство и поныне является наиболее эффективным способом ведения боя. Однако отец, который уже давно вышел в отставку, изо всех сил пытался не затрагивать в разговоре эту тему. Это заставило меня поломать голову.

Ответ на свои вопросы я нашёл спустя много лет, прочтя воспоминания своего старшего шурина. Эти воспоминания были опубликованы в составе собрания книг, посвящённых истории партии провинции Хэйлунцзян. Шурин писал о битве, в которой он участвовал после своего возвращения из Советского Союза. Он писал так: