Месяц в демократической Германии

Демократическая Польша дает кокс, Советский Союз — магнитогорскую руду, немецкая демократия — трудолюбивые руки своих рабочих и светлые головы своих инженеров и техников. Чудо сотворила экономическая взаимопомощь социалистических стран.

19 сентября 1951 года в Эйзенхюттенштадте была задута первая домна. Наши специалисты помогали немецким товарищам в строительстве и пуске металлургического комбината на Востоке. Забегая вперед, скажу, что в Эйзенхюттенштадте до сих пор добром поминают советских инженеров из Днепропетровска Михайловича и Шульгина. Они особенно пришлись немцам по душе своими большими знаниями, богатым опытом и душевной скромностью. Думаю, что и сталеварам «Азовстали» будет приятно узнать, что в Эйзенхюттенштадте немецкие рабочие с благодарностью вспоминают свою практику на ее заводах: эта практика принесла им много пользы.

Итак, мы едем на восток от Берлина, в Эйзенхюттенштадт. Везет нас в своем «варбурге» Гюнтер — один из редакторов «Ойленшпигеля», худощавый, рыжеватый, очень любезный.

Дорога идет сплошными лесами, она мрачновато-красива: асфальтовый коридор, прорубленный в черно-зеленом хвойном массиве, прошитом кое-где багрянцем и золотом лиственниц.

Не останавливаясь, мы проскальзываем через небольшие городки, похожие один на другой, как почтовые марки одной серии. На площадях этих городков памятники погибшим здесь нашим солдатам и офицерам — скромные каменные обелиски с красными звездами. Фашистский дракон с переломанным на Одере спинным хребтом, но еще живой и свирепый, огрызаясь, уползал этими лесами в свое смертное берлинское укрытие.

Такой же памятник, только высокий и строгий, стоит и на площади германо-советской Дружбы в самом Эйзенхюттенштадте. Когда там копали котлованы, рабочие наткнулись на братскую могилу расстрелянных фашистами советских военнопленных. Немцы любят точность во всем: в информационных материалах, которыми меня снабдили в Эйзенхюттенштадте, сказано, что в песках котлована были обнаружены останки 4 012 расстрелянных наших военнопленных. Сначала их заставили строить здесь укрепленный район, потом расстреляли.

Я ехал прекрасными лесами на восток, к Одеру, и в моем воображении возникали лица наших солдат, шедших на Берлин этой же дорогой весной 1945 года. Я видел улыбающихся, веселых танкистов, высунувшихся по пояс из башенных люков своих танков, солидных, молчаливых артиллеристов, вечно озабоченных чем-то связистов, тянувших и тянувших, несмотря ни на что, связь, видел неутомимых пехотинцев, шагавших по обочинам дорог с автоматами наготове, в выцветших пилотках набекрень. Праведная эта армада, карающе громыхая сталью, неудержимо катилась на Берлин, чтобы прикончить фашистского дракона в его логове. И прикончить так, чтобы никогда больше из его зловонной пасти не могло вырваться пламя новой войны!

Я был так погружен в свои мысли, что не заметил, как стал накрапывать дождь. Сквозь туманную дождевую пелену вдруг проступили контуры заводских труб и зданий.

— Вот и Эйзенхюттенштадт! — сказал Гюнтер. — А каких-нибудь десять с лишним лет тому назад здесь были пески, ельник, болота. И зайцы скакали, как черти, с кочки на кочку!

Я невольно рассмеялся: уж очень знакомой была для меня эта фраза! Сколько раз там, у себя на Родине, приезжая на строительство нового индустриального гиганта или новой гидростанции, слышал я подобные же слова:

— А каких-нибудь два года назад (или три, или четыре, или пять лет) здесь была сплошная тайга. И медведи (или волки, или лисы, или даже шакалы — на Кавказе) шлялись тут запросто!

Мы пробыли в Эйзенхюттенштадте всего несколько часов, но уезжали оттуда с головами, буквально распухшими от сведений, цифр и различных данных, касающихся всех сторон городской жизни. И все это потому, что нашим гидом и проводником оказался Гарри Гофман, энергичный, словоохотливый тридцатидвухлетний старожил Эйзенхюттенштадта и к тому же его летописец.

18 августа 1950 года (в памятный день убийства в 1944 году Эрнста Тельмана гестаповцами в Бухенвальде) Гарри Гофман был в числе тех молодых немцев, которые приехали сюда, на эту песчаную и болотистую пустошь, строить металлургический комбинат для новой Германии и город для себя. Сейчас бывший рабочий-строитель, комсомолец стал редактором городской газеты (вернее, полосы Эйзенхюттенштадта в городской газете Франкфурта-на-Одере), талантливым, инициативным журналистом, типичным новым немецким интеллигентом. Жена у него врач. Его звали на работу в Берлин, предлагали хорошую, видную должность — не пошел. Он не представляет себе жизни вне своей редакции и без своего Эйзенхюттенштадта. И его можно понять!

Мы выпили кофе в его редакции, обставленной удобной низкой современной мебелью, и отправились осматривать город.