— Тебе чего? — И на меня смотрит ужасно злобно, точно я ему лягушку за пазуху подбросила. Я и так, и сяк к нему подлащиваюсь — и мышцы его похвалила, и силу, — он немножко отмяк и говорит: — Ну и сестрица у тебя! Мука одна. Сперва ей дурно сделалось. На руках ее домой вносил, еле откачал. Потом мне уже самому как-то нехорошо стало…
— Не смог, Геночка?
А он уже опять свою гирю туда-сюда поднимает, и вид у него упрямый и какой-то ошарашенный. Никогда я его таким не видела.
Дня два моя Полина из пристроечки своей не вылезала, мамке моей сказала, что больна, но я-то знала, что у нее за болезнь. На третий день вечером сидим мы с Лидкой у телека — комедию какую-то старую смотрим, кажется, «Цирк» называется, — стучится Полина, а она, между прочим, просто так никогда не входила, всегда прежде постучится, — вошла, села в уголке и сидит. А нам с Лидкой что? Мы себе хохочем во все горло, больше так, от дурости. Слышу — и Полина начала тихонечко похихикивать. Сначала тихонечко, а потом все громче и громче, да уже больше нашего разошлась, даже воды наливала в кружку из чайника, чтобы смех остановить. Стали мы друг за дружкой носиться, вдруг слышу — звук мотоцикла возле нашего дома, и Генка Игнатьев стоит на пороге. А он с тех пор к нам не приезжал. Мы все втроем так и замерли.
Генка в куртке из искусственной кожи на молниях, светловолосый, загорелый, красивый до невозможности, правда, с лица чуть опавший, может, болел эти дни, оттого и не приезжал. Вот, думаю — какой он у меня! Я-то уверена, что за мной он приехал. Да не тут-то было. Подходит Генка к Полине и, ни слова не говоря, выводит ее во двор, сажает на мотоцикл и — привет. Мы с Лидкой, когда выбежали, только пыли наглотались.
И опять он ее часа в два привез назад, а ко мне не заглянул. Очень была я на них обоих обижена, особенно на Полину, и встречать ее в сад не вышла. А тут она сама ко мне прибежала, скребется — можно? Входи, говорю. Все-таки интересно. В прошлый раз она все ахала да повторяла «ужасно», а теперь полчаса только вскрикивала — Катя, о, Катенька! — и ничего больше.
Надоело мне это, и я ей: ну и как, сказал он тебе словечко?
— Катя, о, Катенька! — А глаза круглые, полоумные. — Мы, кажется, вообще не разговаривали! — И давай лопотать про то, какие мы все здесь здоровые и простые, а они там в городе раздерганные и сумасшедшие. Да все про какого-то пана вспоминает, поляка, наверное. Смеется, дрожит, лопочет — да так и заснула у меня на кровати, пришлось мне ее будить и переселять. Пусть отсыпается в своей пристроечке.
Ну, думаю, Катя, о, Катенька, держись. Теперь все по-другому пойдет. Зачем она ему теперь нужна — некрасивая и старая? Да еще и сумасшедшая — сама говорила. Вот теперь и будет мой праздничек, когда он на нее наплюет и отвернется. Но ей я, конечно, ничего такого не говорю. Собрались с ней утром купаться на пруд. До него ходу минут пять. Идем, помалкиваем. Она о своем думает, я о своем. Я-то пошла прямо в купальнике — у меня очень красивый, импортный, а Полина в халате — да в каком! — с длинными рукавами и черный. Спасибо, хоть у пруда она свой халатик скинула — ну, про ее фигуру я уже говорила, а в купальнике еще видней, какая худющая. Я прямо на солнце загораю, а она села под деревце и книжку читает. Я случайно заглянула, так специально для Лидки слово одно заучила, чтобы посмеяться — «экстатический», ей-богу, не вру. И там все слова на странице такие.
Вдруг смотрю — глазам не верю, — Генка подходит. А он утром никогда ко мне не ходил. У него по утрам самая работа в кооперативе. Сел возле нее на травке и сидит, а она халатик свой черный схватила и завернулась в него прямо по шею. Сидят они, сидят — словно и нет меня рядом. Полина и на Генку особого внимания вроде не обращает, читает свою книжечку, а он ее щекочет травинкой, она отмахивается, хмурится. Смотрю, он ей рукава халата закатывает, а она отбивается и хохочет во все горло. Рыжая, длинная, худая, очки с носу спадают — и гогочет, как молоденькая. Посмотрела я на них — и пошла домой, даже не искупалась. А сама думаю — Гена, Геночка, догони! Не догнал.
Стала она с Генкой по целым дням где-то пропадать. Приходит вечером — и все посмеивается и напевает. А ест — прямо за четверых, мамка не успевает ей лапшу подкладывать — разносолов у нас нет. Совсем одурела. А мамка радуется, что Полиночка повеселела. Вот хорошо, говорит, что Гена ее в райцентр катает. Там и кино, и библиотека. Мы с Лидкой только переглядываемся да подталкиваем друг дружку. А Лидка все это время у меня проводила — Мишка ее слинял, не показывался.