Месма (СИ)

 настенных часов. Прохор присел к столу, пытаясь успокоиться и унять сильное непрошенное сердцебиение. С чего это он так разволновался? Все идет так же, как и всегда. Да и по времени… он бросил взгляд на часы: до того, как Августа должна привести свою очередную жертву, остается примерно полчаса! А жертвы попадаются тоже разные – с одной возни надо больше, с другой меньше… Главное, чтобы электричество не отключили, однако до планового еженочного отключения времени еще вполне хватает, даже с солидным запасом. Беспокоиться не о чем…

 Вдруг фотомастер нервно вздрогнул: в дверь внезапно резко и громко постучали. Августа стучала совсем не так! Прохор Михайлович и не сразу сообразил, что стук был произведен вовсе не в подвальную дверь, а во входную.

   Он вскочил на ноги, будто подброшенный мощной пружиной. Несколько секунд стоял, прислушиваясь,  словно надеялся, что незваные гости сами уйдут. Тишина длилась несколько секунд, а затем стук повторился – резко и настойчиво.  Нетрудно было догадаться, КАКИЕ посетители стучат в дверь подобным образом. Фотограф ощутил на лбу выступившие капли холодной испарины.

   «Кого же это черт принес в такое время? – с испугом подумал он. – Неужели это… конец?»

    И снова раздался стук, на сей раз особенно нетерпеливо. Прохор Михайлович на негнущихся ногах направился к входному тамбуру. В дверь опять ударили, похоже – теперь ногой.

    - Иду, иду! – раздраженно крикнул Прохор Михайлович. – Хватит барабанить…

 Дрожащей рукой он отодвинул засов, отпер замок и приоткрыл дверь, выходившую на крыльцо. В сумраке ночи он увидел за порогом контур высокой плотной фигуры в военной форме – гимнастерка, фуражка, сапоги… От ужаса у фотомастера даже дыхание перехватило.

    «Вот и пришли за мной,» - с неожиданным равнодушием мелькнула в голове  страшная мысль, и Прохор вдруг с изумлением ощутил, что ему вроде стало как-то легче дышать, что ли…

 Однако пришедший офицер не стал ему тыкать в нос документом, не стал также

 произносить обычной в таких случаях  фразы: «Гражданин такой-то? Собирайтесь…» Вместо всего этого он вполне приветливо произнес:

    - Добрый вечер…

 Ошеломленный таким нетипичным для людей в форме обращением, Прохор Михайлович машинально нажал кнопку выключателя наружного света. Этой лампой он пользовался с начала войны крайне редко – за ненадобностью. Вспыхнуший фонарь над входной дверью осветил странного гостя с головы до ног.

   Перед Прохором действительно стоял армейский офицер лет двадцати восьми – тридцати, опоясанный широким ремнем с висевшей на нем кобурой. Открытое волевое лицо, квадратный подбородок с ямочкой – как нередко бывает у мужественных людей, спокойные светло-карие глаза, довольно широкие крепкие скулы. Одним словом, красивый, мужественного вида офицер, настоящий военный. Прохор Михайлович разглядел также по два кубаря на обеих его петлицах, из чего сразу определил воинское звание позднего посетителя – лейтенант.

   - Добрый вечер… - рассеянно ответил он на приветствие. – Чем обязан столь неурочному визиту?

   Осознав, что офицер прибыл вовсе не за тем, чтобы его арестовывать, фотомастер сразу же почувствовал себя значительно увереннее.

    - Лейтенант Гущин! – представился офицер, четко отдавая ему честь. – Прошу меня извинить за позднее вторжение, но… не могли бы вы меня сфотографировать? Понимаете, очень нужно…

    А вот это было уже совсем неожиданно! Если бы лейтенант заявился хотя бы часа полтора-два назад, Прохор Михайлович сфотографировал бы его без вопросов. Однако сейчас, в одиннадцатом часу, когда с минуту на минуту… в общем, первая мысль, пришедшая в голову Прохору Михайловичу, была четкой, ясной и единственной – отказать! Под любым предлогом! И выпроводить бравого лейтенанта Гущина обратно в темноту наступающей ночи, откуда он так некстати появился…

    - Това-а-рищ лейтенант… - с укоризной потянул фотомастер. – Ну как же…

    - Я понимаю, что сейчас поздно, - предупредительно перебил Гущин. – Но видите ли… очень нужно! Уважьте фронтового офицера – у меня поезд в час ночи!

    - Понимаете, дело в том, что у меня сейчас… - попытался возражать Прохор.

    - Я все понимаю… - сказал лейтенант. Он вытащил из вещмешка банку тушенки и протянул ее фотомастеру. – Я расплачусь! – выразительно взглянул прямо в глаза Прохору Михайловичу. – Вот, возьмите… и сделайте снимок! Пожалуйста! Очень нужно.