Месма

Влад вновь поймал себя на мысли, что думает о Гале исключительно как о человеке. Иначе думать о ней он просто не мог… И здесь, в этой глубочайшей лесной глуши, он размышлял о ней как бы со стороны, как будто это не он, а именно она нуждалась в помощи и спасении. И он непременно эту помощь ей оказал бы, если б только мог. Но он не мог…

Влад вспоминал, как встречался с Галей в институте, как трепетно он ожидал новых встреч с нею в студенческом городке, и ему казалось, что всё это было не просто очень давно, но словно имело место быть в какой-то другой жизни.

То, что последовало за всем этим, сейчас представлялось ему совершенно нереальным, фантастичным…Ну не может быть такого! Не бывает… Однако это было. Но теперь со всей очевидностью можно сказать — весь этот кошмар наконец-то закончился.

По крайней мере — закончился для него. Но — не для Гали.

Что осталось в ее памяти о ее прошлой, человеческой жизни? Влад был убеждён, что человеческая составляющая в Гале непременно осталась, и она не просто в ней присутствует, она — борется! Она должна бороться с тем другим, потусторонним началом, которое превращает Галю в чудовище. И это противостояние должно когда-нибудь завершиться тем или иным образом, ибо человек и чудовище в одном организме не совместимы. Он хотел помочь своей любимой, но — не сумел. Но что он мог сделать, ведь он не супермен, не провидец и не волшебник, а самый обычный человек. Человек, продолжающий любить.

Эта мысль постоянно мучила Влада, и он то и дело возвращался к ней.

Она не давала ему покоя, заставляя вновь и вновь размышлять — почему он, взрослый человек, наделал столько ошибок, приведших в итоге к поражению? Где и в чём была его главная ошибка? Чего ему не хватило, чтобы успешно выполнить миссию, которую он сам возложил на себя? Храбрости? Мудрости? Веры? А может быть, любви?

На эти вопросы он тоже искал и не мог найти ответов.

Вечером он собрался поужинать. Теперь Влад с нетерпением дожидался возвращения Николая: пора было завершать это отшельничество и возвращаться в Москву. Тем более, очень возможно, что Галя давно не ищет его, а попросту уехала… А он сидит здесь, в лесной глуши, как сыч, и ждёт неизвестно чего. Да и одиночество, которое в первые дни пребывания здесь воспринималось им как благо, уже начинало заметно тяготить его.

Он разложил на кухонном столике незатейливый ужин и собрался уже поесть.

Покосился на бутылки со спиртным. В голове промелькнула быстрая и короткая мысль — а не выпить ли? Чуть-чуть, самую малость — может, станет немного повеселее? А то почему-то в душе опять поселилась смутная тревога. Однако по здравому размышлению Влад отверг этот мимолётный соблазн: нехорошо пить в одиночку в отсутствие хозяина. Прямого запрета Николай ему, конечно, не делал, но… в общем, нехорошо! Вот приедет хозяин, тогда они вдвоём и решат, как с этим запасом поступить.

Взгляд его упал на радиоприёмник, и ему вспомнилось, что Николай обмолвился о том, что можно слушать музыку или там — новости…Вот это другое дело! Никем и ничем не возбраняется. Если, конечно, этот ящичек, покрытый слоем стародавней пыли, хоть в какой-то мере работает.

Влад повернул ручку, раздался щелчок, из старенького приёмника полилась негромкая мелодия. И вправду работает! На сердце сразу стало заметно веселей…

Он покрутил ручку, подбирая подходящую волну. Где-то далеко играл американский джаз, с трудом пробивающийся сквозь трескучие помехи. На другой волне передавались международные новости, и тревожный голос диктора свидетельствовал о том, что обстановка в мире оставляет желать много лучшего — спокойной ее назвать нельзя. А вот, кажется, и местная радиостанция — качество передачи было заметно лучше! Слаженный хор звонких подростковых голосов старательно исполнял пионерскую песню:

     Пионеры, Пионерия! Недаром мы Ленина внуки,
     Эстафету поколения мы примем в надёжные руки!
     От первой весёлой игры готовимся стать мастерами,
     За нами иные миры, далёкие звёзды за нами!
     Пионеры, Пионерия! Недаром мы Ленина внуки…

Влад оставил местную станцию — пусть поют пионеры! Он сам прекрасно помнил своё пионерское детство, свободное от насущных забот, эти торжественные линейки, пионерские зорьки, верную и бескорыстную дружбу… Хорошее было время! Так что пусть себе поют, настроение ему поднимают…

Он неторопливо жевал сырокопченую колбасу, заедая ее вкусными галетами, на электроплитке грелся чайник, подпевая приемнику тоненьким писком. Владу стало спокойно и уютно — как будто эта сторожка и густой непроходимый лес отделяли его от всего мира. А старенький приемник продолжал вещать: