Месс-Менд, или Янки в Петрограде

С этими словами он цепко ухватил ее за правую руку, а старуха, перебросив клюку подмышку, быстро взяла за левую.

Вивиан сделала невольное движение, чтобы освободиться от этих цепких, нечистых рук, но ее прижали с обеих сторон. Она попыталась закричать. Костлявая рука зажала ей рот.

Медленно, шаг за шагом, нищие втаскивали ее все глубже в подворотню, пока не очутились в грязном каменном дворике, скудно освещенном квадратиком неба, между высокими, мрачными корпусами домов.

- Упомяни о черте... - игриво заговорил старик, на этот раз по-французски.

- ...а он уж тут как тут, - закончила пословицу старуха.

Она покосилась на Вивиан, но девушка, охваченная страхом, ничего как будто не понимала.

Они спускались теперь по мокрым ступенькам куда-то вниз, в грязное подвальное помещение. Подняв клюку, старуха постучала в дверь. Тотчас же заскрипел засов, зазвенела дверная цепочка, медленно повернулся ключ в замке...

Худое подрисованное лицо выглянуло из полумрака:

- Это вы, княгиня?

- Скорей, скорей, впустите нас! Хорошенько заприте дверь за нами, глухо проговорил старик, подталкивая вперед Вивиан. - Нам повезло - птичка сама влетела в окошко!

Он разжал свои пальцы, как клешни державшие руку девушки. Она метнулась было назад, к двери, но страшный удар отбросил ее в комнату. Странная это была комната: маленькая, тесная, увешанная блеклыми серо-голубыми коврами, уставленная какой-то позолоченной и вылинялой мебелью, вазами, часами, заваленная мешками и мешочками с мукой и крупой, пропахшая прелым луком, пылью, мышиным пометом.

"Где я? Куда я попала?" - с ужасом думала Вивиан, незаметно озираясь по сторонам.

А старик злорадно продолжал по-французски, обращаясь на этот раз к впустившему их существу неопределенного пола, облаченному в какой-то халат:

- Оболонкин будет доволен. В последней инструкции он советовал изолировать эту красотку. Видимо, ставка на Морлендера проваливается - он что-то уж очень быстро сошелся с красными.

- Неосторожно было тащить ее сюда, камергер! На явку, где собираются наши кадры! - ворчливо пробормотал хозяин комнаты.

"Кадры, явка, княгиня, камергер..." В мозгу Вивиан шла лихорадочная работа. Имя "Оболонкин", произнесенное стариком-нищим, было ей знакомо: в Нью-Йорке, в салоне у Вестингауза, она встречала хитрого, пронырливого старикашку - князя Феофана Оболонкина. Банкир говорил ей, что это знаменитый эмигрант из России, состоящий на высокой службе у ближайшего претендента на русский престол. Значит, здесь, в Петрограде, осиное гнездо этих людей: "кадры", "явка"... А Морлендер - "Тони" ее страшной комедии отказался служить капиталистам, перешел на сторону большевиков...

Между тем старик достал из шкафчика моток толстых веревок и кучу тряпок. Не успела Вивиан опомниться, как ее снова схватили, железные пальцы впились в обе щеки, разжимая челюсти, и грязный, пахнущий мышами кляп был втиснут ей глубоко в рот. Пока старик связывал бившуюся девушку веревками, старуха злорадно приговаривала:

- Скоро, скоро конец этой эпохе затмения! Конец варварству! Вернется возлюбленный монарх!

- И наш патриотизм, княгиня, забыт не будет! - ответил ей в тон старик с бельмами.

39. КОШКА МИССИС ДРУК

Что-нибудь одно: или горюй, или исполняй свои обязанности. Но когда ты горюешь, исполняя свои обязанности, или исполняешь свои обязанности горюя, ты уподобляешься в лучшем случае соляному промыслу, потребляющему собственную продукцию без всякой экономии.

Этот вывод сделала кошка миссис Друк в ту минуту, когда шерстка ее стала походить на кристаллы квасцов, а молоко, которое она лакала, - на огуречный рассол.

Миссис Друк днем и ночью орошала слезами предметы своего обихода.

- Молли, - твердила она, прижимая к себе кошку, - право же, это был замечательный мальчик, мой Боб, когда он еще не родился! Бывало сижу себе у окна, а он стучит кулачком, как дятел. "Септимий, - говорю я, - наш мальчик опять зашевелился". - "Почем ты знаешь, что это мальчик?" отвечает он. А я... ох, ох, Молли, ох, не-несчастная моя жизнь!.. Я отвечаю: "Вот увидишь, - говорю, - Септимий, что это будет самый что ни на есть мааль... ма-аль-чик!.."

На этом месте волнение миссис Друк достигало такой точки, что слезы ее величиной с горошину начинали прямо-таки барабанить по спине Молли, причиняя ей мучительное хвостокружение.

- Молли, поди сюда! - звала кошку миссис Друк через несколько минут, наливая ей молоко. - Кушай, кушай, и за себя и за нашего голубчика... Как он бывало любил молочко! "Выпей", - говорю я ему, а он... ох, мочи моей нет, ох, уж хоть бы померла я!.. он отвеча-ает бывало: "Нне... нне... приставайте, мамаша!"