Message: Чусовая

Кроме школ и лавок, при некоторых заводах имелись аптеки, фельдшерские пункты и даже больницы.

Квалифицированные рабочие, работавшие у механизмов, зарабатывали неплохо. Многие из них выходили из крепостной зависимости. По Горному уставу рабочий день их равнялся световому дню, то есть был небольшим, особенно зимой, — ведь в зимней уральской ночи невозможно было осветить огромные цеха и рудничные дворы. В непрерывно действующих цехах («горячих») рабочие работали в 3 смены по 8 часов; правда, без выходных. Раз в год (в сенокос) полагался оплачиваемый месячный отпуск. Разрешался детский труд, но только вполовину взрослого и с 12 лет. Заработок мастера был примерно 60 рублей в год; обычного рабочего — 18 рублей. В пересчёте по цене на говядину, обычный рабочий получал примерно в два раза больше, чем нынешний среднестатистический российский «бюджетник». Но на говядину пересчитывать не стоит, потому что провиант, скажем, на казённых заводах был вообще бесплатным. На частных заводах — за деньги, но дёшево; зато «частники» и платили рабочим больше. С 1799 года по указу императора Павла I всем рабочим горных заводов выдавалось бесплатно по 10 пудов ржаной муки в год. К середине XIX века эти выдачи выросли вдвое. Естественно, что заводчик и сам «от себя» назначал «довесок» к императорской милости.

«Харч» в заводских лавках, понятно, был однообразным: хлеб да мясо. Но «жёнки» работных людей были свободны — почему бы им не заняться сельским хозяйством для разнообразия меню? Сельское хозяйство при заводах было таким, какое мы сейчас называем приусадебным. Вот так у посессионных крестьян и заводских работных во второй половине XVIII века — наверное, впервые в России — получило широкое развитие огородничество, процветающее в нашей державе и поныне.

Бывало, что заводчик на своих заводах вводил даже собственную «валюту» — кожаные ярлычки с обозначением заработанной рабочим суммы. Такие «дензнаки» рабочие называли «кожанками». На них можно было брать товары в заводской лавке. Конечно, делалось это не только для удобства бухгалтерии, но и для сокрытия обсчёта. Горный начальник В. А. Глинка даже жаловался министру финансов на заводчика Никиту Всеволожского, который ввёл у себя «кожанки», и министр запретил подобную «самодеятельность».

А в целом уральские горнозаводские рабочие занимали промежуточное положение между традиционным крестьянством и собственно рабочим классом. Основным рычагом принуждения становились деньги, и это постепенно выводило работных людей из крестьянского сословия — пусть и де-факто, а не де-юре. Но даже патриархальные традиции в рабочей среде были уже не столь сильны, сколь в крестьянской, и преобладать начала новая, современная форма семьи — малая семья (из двух поколений — родители и дети), которая, впрочем, оставалась многодетной.

Неквалифицированные рабочие считались «посессионными крестьянами» — то есть на много лет были взяты заводчиком «в аренду» у помещика или у государства. Они считались прикреплёнными крепостной зависимостью не к земле, а к заводу. «Сдавать» крестьян в посессионную аренду начали по указу 1731 года.

Все прочие заводские работы выполняли «приписные» крестьяне. Заводчик заранее выплачивал за этих крестьян подати, и крестьяне обязаны были отработать заводчику потраченную им сумму. И посессионные, и крепостные крестьяне получали за свою работу хоть и небольшие, но деньги. Однако всё это было лишь «прописано» в Горном уставе, а практика, как обычно в России, весьма разнилась с законом. И даже такие «мягкие» на бумаге условия работы на деле превращались чуть ли не в рабство.

Хуже всего приходилось тем, кто стоял вне общества: солдатам, каторжникам, разному беглому народу, а также раскольникам. Иные заводчики, изловив, использовали их на рудниках как рабов в «чистом виде»: приковывали на цепь к тачке и не выпускали на поверхность земли до смерти. Конечно, это делалось втайне от правительства. Поэтому на горнозаводском Урале пугачёвщина имела черты гражданской войны: с одной стороны сражались приписные крестьяне и маргиналы, с другой — посессионные крестьяне и рабочие.