Мессалина

— Возможно, и так. Именно поэтому я не стал преследовать ни Азиатика, ни других, кто был замешан в заговоре. Но народ не поймет, если я буду принимать у себя за столом этого человека, тем более что он, наверное, озлоблен против меня и сумеет воспользоваться этим, чтобы попытаться меня убить.

— Ты знаешь его уже достаточно долго и мог убедиться, что у него были все основания ненавидеть Калигулу, а по отношению к тебе он никогда не выказывал враждебных чувств.

— Мое положение императора вынуждает меня к наибольшей осторожности. Теперь я — мишень для врагов, о которых даже не подозреваю! Кстати, я намерен усилить охрану. Нет, я не изменю своего решения.

— Клавдий, я могу лишь согласиться с тобой и сказать, что твои доводы кажутся мне весьма убедительными. Но, думается мне, полезно иметь возможность наблюдать вблизи этого столь сильного и влиятельного человека. Быть может, ради этой цели я смогла бы принимать его у себя при дворе, а тебя это ни к чему не обяжет. Так я сумела бы выведать его мысли и предотвратить малейшую опасность, если он задумает тебя погубить, в чем я, однако, сомневаюсь.

— Предоставляю тебе свободу действий в своих покоях, — согласился Клавдий, вытирая потный лоб подолом туники. — Принимай его, если ты считаешь, что это может быть нам полезно, но следи, чтобы это не вредило нашей безопасности. А теперь мне надо идти…

— Пообещай, что больше не будешь сомневаться в моей верности, — жеманно проговорила Мессалина.

— Ты так нечасто даришь мне возможность любить тебя, когда влажная ночь спускается с неба и меркнущие созвездия приглашают нас ко сну, — ответил Клавдий, снова вдохновленный Вергилием.

— Интересно, что бы ты сказал, если б я потревожила тебя после двенадцати часов работы?

— Ты права, и, если б Вергилий знал тебя, он никогда бы не написал, что легче достать звезды на небе, чем помешать римлянкам обманывать мужей!

Мессалина в знак благодарности одарила Клавдия томным взглядом. Он поцеловал ее в лоб и внезапно сказал:

— Я совсем забыл о своих племянницах. Наверное, я мог бы вернуть Агриппину и Юлию из ссылки. Они составили бы тебе приятную компанию.

Мессалина, натура более импульсивная, нежели рассудительная, ответила не раздумывая:

— Почему бы и нет…

Она вспомнила, что Виниций однажды уже просил ее поговорить с Клавдием о том, чтобы он вернул в Рим его жену и свояченицу. «Ты с полным правом сможешь ждать от них признательности, если они узнают, что им оказана милость благодаря твоему вмешательству, — сказал он ей. — Ты сделаешь из них своих союзников и увеличишь число верных тебе людей».

Мессалине пришла в голову мысль, что именно теперь представляется удобный случай без каких-либо усилий с ее стороны превратить Виниция и двух его родственниц в своих должников.

— Я хотела, — заговорила она после недолгого молчания, — просить тебя вызвать их в Рим. Хорошо, когда властитель умеет быть великодушным, таким был и Август.

— Ты права. Раз ты не против, я велю привезти их в Рим со всеми положенными их рангу почестями.

Эта инициатива, получившая одобрение Мессалины, явно обрадовала Клавдия, и, прежде чем удалиться, он снова поцеловал жену.

Едва император покинул зал, как Мессалину известили о приходе Аррии. В этой женщине, годящейся ей в матери и во многом с ней схожей, она нашла надежность и величественность — именно то, что ей бы хотелось видеть в Лепиде. Быть может, поэтому она любила общество Аррии, на которую могла без опасений положиться и которая, в свою очередь, стремилась ее понять, успокоить и, не будучи суровым критиком, щедро дарила ей прекрасные советы. Ее великолепное умение хранить тайну — качество редкое в мире вообще и в Риме в частности — снискало ей полное доверие со стороны Мессалины.

Аррия по обыкновению была одета в столу с длинными рукавами, просторную и строгую. Ее серьезное лицо обрамляли уложенные вокруг головы косы. Воспитанная в старых традициях, она хранила верность мужу и была примерной матерью. Необычайная душевная стойкость позволила ей с ясным челом пережить болезнь и смерть одного из двоих детей и поддержать в горе своего супруга, сенатора Цецина Пета. Он и его зять Тразея слыли республиканцами.

— Моя дорогая Аррия! — воскликнула Мессалина, идя ей навстречу. — Ты пришла как раз вовремя. Пойдем в мою комнату, поможешь составить приглашение Валерию Азиатику. Он, несомненно, будет счастлив, что ты пишешь ему своей рукой и подписываешь вместе со мной, ведь ты знаешь, каким он считает себя добропорядочным. Так что будешь мне порукой.

— Почему же ты хочешь пригласить Валерия? — спросила Аррия, когда они устроились на ложе в комнате Мессалины.