Если б Тиберий не потерял в тот миг сознание, служанку пришлось бы попросту задушить. Через час он хоть и пришёл в себя, но подняться уже не мог. Лекари дают императору всего неделю жизни. Последние события и заставили Макрона резко пересмотреть своё отношение к Сапожку. Теперь ему необходимо было срочно наладить отношения с Сапожком, да ещё так, чтобы он не заподозрил их вынужденного характера. Вот почему он сидел, развалясь, в его покоях и вёл себя даже несколько грубовато, всем видом подчёркивая, что он пока хозяин положения и его надо упрашивать.
— Ты не хочешь, чтоб я был императором? — вернувшись к столу, напрямую спросил Сапожок. — Ведь он уже труп, он скоро сгниёт заживо, я эту падаль даже на помойку выбросить не могу! Скоро весь Рим превратится в отстойную яму! Ты думаешь, я позволю править империей его лупоглазому внуку Гемеллу? Этому заикающемуся червяку, который боится всего на свете? Да уж лучше пусть Клавдий распоряжается вами! Он не такой глупец, как вы все!
Префект взял с блюда кусок мяса и стал рвать его зубами, казалось слушая Сапожка вполуха. Однако дерзкая речь этого мальчишки чуть не взорвала его, и только чудом он сдержался. Калигула, оценив хладнокровие префекта, снова наполнил чашу первого гвардейца вином.
— Помоги мне, и мы вместе будем править империей! — зашептал Калигула. — Ты и я! Все удовольствия мира будут у наших ног, я осыплю тебя несметными богатствами...
— Зачем они мне? — перебил его Макрон, лениво доедая оленятину. — Кусок мяса да кувшин вина в моём доме всегда найдутся, а восемь ассов и сейчас бренчат в кошельке, чтобы купить на ночь крепкую молодую кобылицу да погонять её в своё удовольствие. А иные пышные патрицианки сами готовы заплатить, лишь бы их взяли в оборот.
Янтарная капля жира застыла на подбородке префекта. Он омыл руки в широкой вазе, вытер их и лицо полотенцем, осушил до конца чашу с красным вином, шумно отрыгнул, усмехнулся, взглянув на вытянутое от страха лицо Сапожка, который не знал, что ответить гостю.
— А станешь богатым, всегда найдётся тот, кто захочет отобрать у тебя твои сокровища. Ещё более сильный, чем ты. И вместе с ними соскребёт с земной доски и твою жизнь. А я хочу ещё пожить. За двадцать лет походов я научился спать на жёсткой земле, питаться водой, хлебом и овечьим сыром. Жена, ты знаешь, набила огромную перину, в которую как в воду проваливаешься, так я две ночи подряд заснуть не мог. Не выдержал, лёг на жёсткий пол и проспал до утра как убитый, поднялся бодрый и радостный. Я не могу есть рыбу, фрукты, грибы, лакомиться разносолами, потому что так устроен мой желудок, он их не принимает. Клянусь, я не знаю, для чего мне нужно много денег. Жена не успевает потратить и те, что я приношу. Мне всего хватает, Сапожок, я не знаю, чего мне ещё желать. И спрашивается: а зачем тогда что-то менять? Ради чего идти на риск? Ответь мне. Может быть, и есть что-то такое, чего я очень хочу, но оно мне пока недоступно, может быть, я этого не знаю. Просвети меня. — Та же еле заметная усмешка проскользнула на его жирных губах.
Несколько секунд Калигула молчал, неподвижно глядя на Макрона. Августейший племянник плохо понимал витиеватую речь Квинта Невия. Ну хорошо, не хочешь денег, не бери, но скажи, за кого ты. За этого мертвеца, который уже ничего не соображает, а значит, против него, Сапожка, скажи честно, чего юлить? Но префект решил схитрить, он считал, что Гай Германик недостоин того, чтобы с ним говорить честно и открыто.
Калигулу это задело, но он не стал выказывать обиду. С хитрецами — по их же расчёту.
— Но есть всё же то, что тебе недоступно, Квинт, — помедлив, проговорил Сапожок.
— И что же это?
— Я знаю, что ты давно жаждешь завалить мою сестру Юлию Друзиллу, но она тебе неподвластна. Она этого не хочет, и ни твоя сила, ни твои деньги тут не помогут. Разве не так?
В зелёных глазах Макрона вспыхнул огонёк похоти.
— А кто поможет? — осторожно поинтересовался он.
— Я могу тебе помочь.
Гость задумался. Ему действительно давно хотелось обладать дочерью знаменитого Германика и правнучкой Августа. Лёгкая, воздушная, словно наполненная свежестью и ароматом лесных ветерков, она единственная из обитателей императорского дворца вызывала восхищение старого вояки, и каждый раз сердце его вздрагивало, едва он видел её.
Сапожок тут попал точно в цель. Теперь оставалось ответить лишь на один вопрос: стоило ли ради этого прерывать нить жизни прежнего императора?
— Разве это плохой договор? — чувствуя слабину начальника гвардии, пошёл в атаку Калигула. — Мы оба получаем то, что хотели, и оба выигрываем. Сейчас ты тоже зависишь от Сардака, он в любую секунду может оборвать и твою жизнь, если мой дед воспылает недоверием к тебе. Возьми того же Сеяна! Казалось бы, не было друга лучше у Тиберия, он вверил ему всю империю, назначил консулом, пообещал в жёны мою сестру. А где ныне его голова?