Читаем Мессалина полностью

В последнее время таинник стал его опасаться. Советник не забыл, что Метелл отказался выполнить его задание, да ещё постоянно высказывает сомнения. Нарциссу приходится тратить силы и убеждать Аннея, вместо того чтобы отдать приказ, заранее зная, что его в точности исполнят. От таких отношений любой начальник откажется. Но Метелл ничего не может с собой сделать. То ли он давно перерос должность молчаливого исполнителя, то ли никогда им не был. Скорее второе. А значит, не стоило и браться. Однако грек как-то обольстил, уговорил, заставил, и оба встали перед выбором: что делать? Жить по формуле «иди со мной» не получается. Анней ходит сам по себе. Вся сложность ещё и в том, что с такой службы добровольно не уходят. Никто никаким клятвам Аннея не поверит. Таинник даже знает, как его уберут. Пошлют с заданием в Сирию или в Германию. Скорее всего, в Сирию, там у советника немало преданных людей, которые знают своё дело. Яд или кинжал. Оттуда привезут и похоронят с почестями: пал в борьбе с врагами. Бывший раб обронит слезу. Однако мало приятного в такой истории.

Пока добрался до Остии, Метелл промок до нитки. С трудом нашёл дом, где остановился первый советник, разбудил его.

— У вас найдётся немного вина, ваша милость, у меня зуб на зуб не попадает...

Нарцисс поморщился, точно от боли, взглянул в сторону двери, за которой шумел дождь, потом на капли, стекающие с плаща вошедшего, и поднял слугу, повелев ему принести вина, сыра, зелени и лепёшек. Ум советника в таких ситуациях брал верх.

— До утра нельзя было подождать? — спросил он.

— Было бы желательно взять мальчишку нынешним утром, когда он сам того не ожидает.

— А что он натворил?

— Они сегодня справляли во дворце свадьбу.

— Вот как...

Это известие наконец взбодрило советника. Расторопный и молчаливый слуга принёс вина и еды, растопил камин. Советник наполнил чаши, кивнул, и Анней выпил свою до дна и лишь после этого снял плащ. Ему нужно было согреться.

— Левий, принеси сухую одежду! — крикнул грек.

Слуга принёс несколько тёплых рубах, старую плотную тогу и грубую пенулу из овечьей шкуры.

— Переоденься, — сказал таиннику грек и снова наполнил чашу, — выпей ещё вина и расскажи всё по порядку.

Анней переоделся, выпил вина, чувствуя, как тепло постепенно разливается по телу, вытесняя озноб. Таинник отломил себе сыра, кусок лепёшки и стал рассказывать. Без всяких подробностей, скупо, описывая лишь события прошедшего дня и вечера. Нарцисс спросил о гостях, и Метелл их перечислил.

— Это походило на глупый фарс, разыгранный любителями площадных зрелищ. Нимфы, сатиры, ряженый Юпитер, вопли, танцы, подогреваемые виноградным соком и вином. Так веселятся дети, когда родители оставили их на время одних, — усмехнулся Метелл. — Гай Силий хоть и пыжился изображать жениха, но явно трусил. Его стоит припугнуть, и он даст деру из дворца и впредь станет за три версты его обходить. Ну а если заупрямится, то можно будет и выслать для острастки. Я берусь с ним поговорить, и, думаю, мне удастся убедить его кое в чём.

Нарцисс не проронил ни слова. Аннею не понравилась столь долгая пауза. Снова вошёл слуга, вытер лужу на полу, оставшуюся от мокрого плаща, подкинул дров в камин, взглянул на хозяина, но тот не подал никакого знака, и Левий удалился. «Неужели грек так вымуштровал служку! Обычно они все ленивые и ворчливые, а тут подняли среди ночи, и ходит как шёлковый! — восхитился в душе таинник. — Чудо, да и только!»

— Они оба слишком молоды и легкомысленны, чтобы отдавать себе отчёт в том, что творят, — улыбнувшись, продолжил Метелл. — Наша с вами задача, как вы когда-то изволили выразиться, предотвратить худшее, а значит, благо заключено в том, дабы разделить эту парочку, и как можно скорее. Императрица скоро перебесится и станет примерной супругой, так со всеми случается...

Советник еле заметно покивал головой, что можно было принять за согласие со словами таинника. Анней успокоился, допил вино, съел ещё кусок сыра с зеленью.

— Возможно, и так, только я вижу у этой парочки твёрдое стремление добраться до власти. Британику семь лет, он весьма смышлён и вполне может быть провозглашён императором, но тогда больше десяти лет империей будет править Мессалина со своим дурачком. Она превратит её в один огромный лупанарий. Когда я это себе представляю, мороз подирает по коже. Ты по доброте душевной опять возразишь, скажешь: щёлкнем по носу обоих — они разбегутся и забудут о своих коварных планах. Вряд ли. Слишком сладка, заманчива эта мечта, слишком она легко достижима. Они затаятся, а затем всё провернут так ловко, что мы однажды проснёмся под рёв гвардейцев, провозглашающих Британика и её мать. Слишком много уже недовольных Клавдием. Меня она уничтожит в тот же день, та же участь ожидает и тебя, мой друг, ибо ты их предал сегодня, а такое не прощается. Поэтому ради спасения собственных шкур мы обязаны предотвратить любую возможность переворота. Я логично рассуждаю? — Нарцисс прищурил глаза, ожидая ответа.

— В принципе да.

Перейти на страницу:

Все книги серии Любовь и власть

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза