Мессалина

Едва встав с постели, Мессалина побежала к окну и распахнула ставни — взглянуть, какая погода. Сильный ветер клонил кусты, и грозные облака заволакивали рассветное небо. Несколько капель упало ей на лицо, но самого дождя еще не было видно, настолько капли были мелкими и редкими. Этот дождь — совсем неожиданный, ведь накануне знойное солнце накаляло крыши неуютных домов нижних кварталов города, — очень взволновал ее. Она громко позвала мать и, когда Лепида спешно вошла в комнату, сказала ей, что дождь в день свадьбы не предвещает ничего хорошего. Лепида, научившая дочь толковать небесные явления и приготавливать якобы магические снадобья, постаралась успокоить ее тем, что дождик несильный.

— Но меня разбудил гром вдалеке.

— Это не дурное предзнаменование, — уверяла Лепида. — Когда Юпитер так вот заявляет о себе, он может возвестить и великую судьбу. Разве не говорил Симон, что у тебя есть возможность стать императрицей? И потом, конец июня — хорошее время для заключения брака.

Мессалина вздохнула и сняла с головы красную сеточку, в которую на ночь убирала волосы. Сбросив короткую тунику, она пошла в соседнюю комнату, где рабы уже приготовили в большой раковине душистую воду для омовения. Искупавшись, она устроилась на высоком, покрытом тканью сиденье. Рабыня ловко выщипала ей брови и намазала руки и ноги густой массой, приготовленной из козьего жира и буковой золы. Без такого ухищрения своя, матовая от природы, кожа казалась Мессалине слишком тусклой. Она развела колени, чтобы служанка удалила волосы с маленького родимого пятнышка на внутренней стороне правого бедра. Затем рабыня оживила винной гущей цвет ее губ, подрумянила щеки алканной, подкрасила сурьмой брови и ресницы.

Лепида пожелала сама заняться ее прической. Она завязала ей волосы лентами, на манер весталок, затем надела на голову легкое оранжевое покрывало, закрывающее верхнюю часть лба, и венок из вербены и цветков апельсина. Потом она надела на нее длинную тонкую тунику, перехватив ее шерстяным поясом с двойным узлом, и накинула на плечи легкий плащ шафранового цвета. Рабыня обула ей ноги в желтые сандалии, а шею украсила золотой цепочкой. Оттого, что лоб был прикрыт, глаза Мессалины стали казаться больше, а оранжевый цвет покрывала смягчал ее тонкие и правильные черты. Туника удлиняла изящную и стройную фигуру.

Мессалина посмотрела на себя в зеркало, и ее лицо приняло довольное выражение.

Просторный дом Силлы, расположенный в саду возле Палатина, весь пропах миртом, олеандром и майораном: цветочные венки по случаю свадьбы были развешаны во всех комнатах.

Силла пришел на женскую половину. Лепида встретила его, и они оба отвели Мессалину к домашнему алтарю, где оставили ее одну. Она поставила на алтарь бронзового Приапа и обратилась к нему с такими словами:

— О, Приап, ты, кому в лице Хилона я пожертвовала свою девственную кровь, кто правит людьми в момент совокупления и заставляет кричать животных во время их брачного периода, ты, по чьей воле возбуждается молодая плоть и извивается в наслаждении, ты, покрытый шерстью и наделенный фаллосами, символизирующими желание и любовный экстаз, — услышь мою мольбу. Сегодня я выхожу замуж за человека в летах и непривлекательного, который не сможет удовлетворять вспыхивающее во мне вожделение. Направь в мою сторону шаги молодого и сильного мужчины! Сделай так, чтобы я своим животом ощутила его гладкую кожу, а своими губами — его горячее дыхание. Пусть он опрокинет меня, осыпет ласками и услаждает всю ночь. Если ты исполнишь мою просьбу, я признаю тебя величайшим из богов и буду почитать тебя более, чем других.

Мессалина ушла от алтаря после того, как сожгла перед статуэткой несколько зерен фимиама. И все же в глубине души она сомневалась, что бог выполнит такую просьбу. Она еще раз осмотрела себя в зеркало, дабы убедиться, что не забыто ни одно из средств обольщения, способных сразить Валерия Азиатика, который согласился быть в числе десяти свидетелей, необходимых по закону для заключения брака.

Клавдий ожидал Мессалину и ее родителей в перистиле, у входа в пиршественный зал. Там уже собралось восемьдесят человек гостей; рядом с Клавдием были его племянницы, Агриппина и Юлия, сестры Калигулы. Сам император на свадьбе не присутствовал, он остался в Кампании — к большому облегчению Клавдия, опасавшегося, как бы с ним не случилось той же неприятности, что произошла с Пизоном. Тот имел неосторожность пригласить на свою свадьбу с Ливией Орестиллой своенравного цезаря. Увидев, как в разгар свадьбы молодой супруг заключил в объятия новобрачную, Калигула вдруг вскричал: «Не прижимайся так сильно к моей жене!» В тот же вечер он увел Орестиллу к себе во дворец, и она больше не увидела мужа.