Мессалина

Валерий осторожно поднял Мессалину на руки и пошел за рабыней в спальню молодоженов. Там он положил новобрачную на ложе, украшенное фигурами Юноны и Венеры. Рабыня поспешила за снадобьями, и Валерий хотел было последовать за ней, но Мессалина удержала его за край туники:

— Прошу тебя, Валерий, побудь со мной, не оставляй меня одну. Ты поможешь мне дойти до зала.

Он, полагая, что неудобно оставаться в спальне наедине с новобрачной, пребывал в нерешительности, когда вернулась рабыня. Она принесла тазик с водой и поставила его возле ложа.

— Вот, госпожа, теплая вода с солью, — сказала рабыня. — Тебе надо подержать в ней ногу, чтобы припухлость спала. А я пойду за мазью и маком.

— Валерий, помоги мне подняться… мне так больно, — простонала Мессалина, на самом деле не чувствовавшая никакой боли.

Он посадил ее на край ложа и опустился на колени, чтобы снять сандалию. Она смотрела на него горящими глазами, думая о том, как ей использовать эту неожиданную ситуацию с наибольшей выгодой для себя. Она высоко подняла подол своей туники, чтобы Валерий мог полюбоваться красотой ее изящной ножки.

— Я слышала, что в подобном случае ничто так не помогает, как массаж… Жалко, что это случилось здесь. У меня дома есть раб, который умеет это делать.

Служанка, вернувшаяся очень кстати, принесла горшочек с мазью, сказав, что теперь пойдет за маковым отваром. Мессалина взяла мази на кончики пальцев и принялась нарочито неловко натирать щиколотку. Хитрость ее удалась: Валерий снова опустился перед ней на колени.

— Если позволишь, я могу попробовать помассировать.

— Это так любезно с твоей стороны, — вздохнула она и вытянула ногу.

Она еще больше подняла подол туники, обнажив колено, и Валерий принялся разминать ей икру и щиколотку.

— Мне так хорошо, — прошептала она, чувствуя, как ее охватывает дивная истома.

— В таком случае я, наверное, могу тебя оставить и присоединиться к гостям. Мне неприлично слишком долго здесь задерживаться.

— Нет, никто ничего не скажет, Валерий. Щиколотка у меня уже не болит, но мне еще больно… вот здесь…

Она показала на колено и нижнюю часть бедра, предварительно обнажив ее.

— Сомнений нет, я ушибла колено.

Валерий взял на пальцы мази и вновь принялся массировать ногу с осторожностью, которая только распалила в молодой женщине желание. Она чувствовала, как все чаще бьется ее сердце, а между бедрами приятно влажнеет. Она закрыла глаза и развела ноги, как бы приглашая пойти дальше по дороге, ведущей к наслаждению. Она надеялась, что руки Валерия, в котором наконец победит любопытство, дерзнут подняться по ее бедру и доберутся до живота, терзаемого желанием. Ей так хотелось, чтобы он повыше задрал ей тунику, накрыл ее тело своим, взял ее рот в свой и их движения стали бы согласованными, и чтобы он сполна ощутил вкус ее дрожащего от вожделения тела, проник в него и в конце концов залил его потоком сладострастия, таким же мощным, какой глубокой была любовь, которую она несла ему.

Но ее ожидание было жестоко обмануто, когда Валерий попросил ее лечь на живот, чтобы помассировать ногу под коленом. Она легла так, как он просил, проявив явное нетерпение и быстрым движением подняв тунику до самых ягодиц. Однако он стыдливо поправил тунику и продолжал свое дело с невозмутимой серьезностью.

Такое поведение Валерия вынудило Мессалину предпринять более откровенную атаку: она решила, что, быть может, он держится так из скромности или робости.

— Тебе когда-нибудь случалось желать женщину, Валерий? — спросила она.

— Что за странный вопрос, Мессалина! Я вижу, ты совсем не осведомлена о моей жизни.

— Признаюсь, нет.

— Я знал слишком много женщин. Может, оттого они теперь меня мало привлекают. Но если однажды я встречу женщину, достойную себя, способную пробудить во мне любовь, я, конечно, возжелаю ее.

— Твой ответ меня удивляет. Разве ты никогда не желаешь свою супругу?

— Мы живем под одной крышей, но я давно уже не прикасаюсь к ней.

— Разумеется, — не без иронии бросила она, — с того дня как Калигула увел ее к себе в спальню, как говорят, на глазах у всего двора.

— Между нами уже тогда все было кончено. Быть может, Гай надеялся таким образом выставить меня посмешищем, но я не придал этому значения.

— Он, однако, рассказывал всем, кто хотел слушать, самые интимные подробности ночи, проведенной с ней.