Месседж от покойника

— Тен-фор… Только заранее прошу вас учесть — где-то я буду останавливаться, ходить по кустам и этой палочкой тыкать. Иначе получится слишком большой интервал во времени, а мне лишние неприятности не нужны.

Площадка около памятника Давиду была совсем не освещена. Но Лайон запасся мощным фонарем и, оставив Мартина в грузовичке, неторопливо обошел памятник. Сам того не зная, О’Рэйли подражал Потемкину. К Лайону О’Рэйли, человеку с IQ выше ста шестидесяти, до сих пор не до конца привыкли в спецслужбах. Иные на него до сих пор смотрели как на чудака. Потемкин был одним из немногих, кто способности Лайона сразу оценил, его бесконечным статистическим выкладкам и разного рода интересным фактам, которые его сотрудник сообщал — иногда совсем не к месту, как считали многие, — так вот, ничему этому Потемкин совершенно не удивлялся. Более того, Лайон был единственным в Группе человеком — не считая Хопкинса, разумеется (но Хопкинс — это другой уровень и по службе, и в отношениях), да, Лайон был, пожалуй, единственным, с кем Потемкин обсуждал стратегию поиска и ближайшие ходы, в том числе и те, о которых до поры не знали другие сотрудники. Что же касается О’Рэйли — он не просто уважал Потемкина, он считал его во многом образцом для подражания. Вот и сейчас, у скульптуры Давида, он бессознательно копировал Потемкина, пытаясь представить себе, что же тут произошло.

Лайон провел фонарем снизу вверх по постаменту, где был усажен мертвый Грег Ставиский. Направил луч на Давида — спокойного и невозмутимого. Чего он только не перевидал за века своего существования! Ладно, пора дальше.

— А вот этот индивидуальный мавзолей, мы его называем «Анджела». Посмотрите, какая красота! — Мартин притормозил на подъеме.

Действительно, ажурное здание было поставлено там, где склон круто уходил вниз, и мавзолей как бы повисал в пустоте…

— Иногда здесь ночами горит свет внутри, — продолжал Мартин. — Почему — не спрашивайте. Не знаю. И никто не знает.

— Что же ты в таких случаях делаешь?

— А что я могу? Докладываю по команде. Пишу отчеты. Подчеркиваю самые важные события.

— И что же?

— И все. Я не знаю, что они днями делают — может, и проверяют что-то… Но свет горит иногда. Неровный такой, мерцающий.

— А много тут, на кладбище, такого, что выглядит… странным?

— Что вы имеете в виду?

— Ну вот ты мне говорил в нашей первой беседе, что иногда здесь по ночам происходят странные вещи.

— Ну да, происходят. Месяц назад я ночью отловил одного внизу, у маленькой церкви. Там есть такой уголок уединения, он там молился… В церкви Святой Энн — мы ее пять минут назад проезжали, помните? — она на холме, в стороне от дороги, — ночью раздаются странные звуки. Как будто рыдает кто-то. И с электричеством там постоянные неполадки. Наблюдаю ночью вспышки — как будто короткое замыкание. Страшновато… Честно вам скажу — я туда даже стараюсь, когда темно, не подходить. Проклятое место. Что еще? Была одна дама — она предлагала нашему командиру, Эрику, отдаться ему прямо перед саркофагом Майкла Диксона — только за то, чтобы он ее туда пустил, посмотреть.

— А Эрик здесь ночами часто бывает?

— Редко… Раз в три-четыре недели он мне дает отгул и сам дежурит. Он знает, что я все точно докладываю, но хочет, как он выражается, «держать руку на пульсе» ночной жизни парка… Но на самом деле тут бывают «спецвызовы № 1 —транзит». И обычно он ими занимается. Другим начальство это не доверяет…

— Ага… Это и есть, наверное, западная стена? Вон, где дома?

— Честно — я в частях света не волоку. Но здесь кладбище ближе всего подходит к городским строениям — если вы это имели в виду.

— Поезжай очень медленно.

Да, отмечал про себя Лайон, это то самое место. Вон плакат, предлагающий квартиры в этих домах, вон балкон, а на нем кто-то курит… Крис, наверное. Но общаться с ним Лайону сейчас не хотелось. Вот здесь Чашу передали через забор. Надо завтра узнать у Глетчера, что удалось нарыть его ребятам.

— Еще один круг на той же скорости, — попросил Лайон Мартина.

* * *

Эта ночь выдалась у Леонаса Петкунаса беспокойной. Он ушел из общей спальни — впрочем, они с Лизеттой давно уже спали рядом, но не вместе, заперся в своем кабинете, ходил из угла в угол, курил одну за другой крепкий солдатский «Кэмел» без фильтра — и думал, вспоминал…

Где же все пошло не так? Где он, Леонас Петкунас, прокололся?

…Да, тот вечер в «Четырех сезонах» в смокинге, который был тесноват в плечах, и с галстуком-бабочкой, который Петкунас ненавидел, — тот вечер Леонас запомнил навсегда. Потому что этот вечер мог стать поворотным пунктом в его жизни. В конце концов, говорил сам себе Лео, разве он не заслужил ту жизнь, о которой мечтал? Жизнь достойную, без забот о куске хлеба насущного, о будущей пенсии и сильной, не копеечной, медицинской страховке? Да, у него и сейчас все это есть, но есть все в пределах очень ограниченных — а рядом с ним люди, которые ни в чем себе не отказывают. Вот они! Почему бы и ему, Леонасу Петкунасу, не пожить остаток жизни так, как хочется?