Месседж от покойника

Лайон между тем продолжал ночное дежурство вместе с Мартином Дэвисом. Когда с человеком остаешься вдвоем на несколько часов — начинается совсем другое общение, чем бывает в обычной жизни. Другое общение, другие взаимоотношения, другие степени доверия — все другое… Тут уже работа для психологов, думал Лайон. Читал он в свое время исследования об американских астронавтах и русских космонавтах, которых вдвоем или втроем надолго отправляли на орбиту. И вот проблема взаимоотношений там, в космосе, людей, специально подготовленных, долгое время тренировавшихся совместно на земле, по всем признакам хорошо друг к другу относящихся, — там, наверху, эта проблема становилась в конечном итоге чуть не главной.

То, что за пределами корабля — безграничный космос с его красотами и опасностями, то, что они, космонавты, выбраны из сотен тысяч, что за их работой наблюдают миллионы людей, что они осуществляют миссию общечеловеческого масштаба, — все это уходило на второй план или на третий. Возникали взаимные недовольства по поводу того, что кто-то не туда, куда надо, положил зубную щетку или вилку. Или чашку. Кто-то вроде бы, не сказав другим, взял да и выпил спиртовую настойку какого-то лекарства. Другой не так, как надо, пользовался тренажером — и вроде бы нарочно создал партнеру неудобства.

Одним словом, проблема совместимости двоих, вынужденных жить в очень ограниченном пространстве, оказалась проблемой чрезвычайно сложной.

Тут, конечно, конторка охраны мемориального парка «Изумрудные Луга», а вовсе не космический корабль, но к четырем часам утра Лайон О’Рэйли знал о своем партнере по дежурству больше, чем люди, проработавшие с ним годы. Мартин общался с О’Рэйли легко, а Лайон его не останавливал — ему был симпатичен этот сын состоятельных родителей. Он, казалось Лайону, в чем-то отличался от представителей своего поколения. О’Рэйли давно уже подметил для себя любопытный феномен: многие американские дети несколько задержались в некоторых сторонах своего развития, зато в других — да-а-леко ушли вперед от предыдущего поколения. Насчет того, куда ушли, это Лайон точно знал: интернетное поколение, которым печатать гораздо легче, чем писать на бумаге, люди, которые в правой руке постоянно носят телефон, который одновременно — и компьютер, и видео, и камера, и книга, и справочник, и Все-Что-Вы-Захотите! — нет, даже поколение Лайона не знало ничего подобного, а о более старших и речи нет. И вот доступность информации и перегруженность ею сыграли с этими ребятами злую шутку — информированные куда лучше, чем прежние поколения, они задержались в своем развитии — просто по-человечески. В отношении к родителям, к товарищам, просто к жизни, наконец… Отнимите от возраста нынешнего американского «ребенка» лет пять — и тогда вы получите нужную цифру. Ну ему, скажем, двадцать лет — относитесь к нему в некоторых аспектах жизни как к пятнадцатилетнему, и тогда все будет ОК.

Так вот, Мартин был вполне типичен для своего поколения — а все-таки ему этой пятилетней скидки делать было не нужно. Он и учился прилично, и специалистом, судя по всему, будет неплохим, и работал — никто его, как понял из разговора Лайон, на кладбище служить не гнал… И к родителям своим он хорошо относился, и к младшему брату.

А то, что он был настроен весьма критично ко всему окружающему — и к политике, и к устройству общества, и к «Изумрудным Лугам», и к порядкам здесь… Ну что ж? Если не в его возрасте быть критичным, то когда?

Еще узнал Лайон, что хоть Мартин — парень спортивный, но у него есть проблемы — слабое сердце, в связи с чем он пьет лекарства и у него есть совершенно определенные ограничения в режиме жизни. Мартин этих ограничений не очень придерживался, но относился к своему диагнозу, в общем, достаточно серьезно. Про себя Лайон подумал, что Мартин наверняка сообщает об этом диагнозе в нужный момент девушкам, чтобы были посговорчивее: женщины ведь обожают играть роль матерей и старших сестер — короче говоря, целительниц… И еще узнал Лайон, что Мартин не любит «Вызовы № 1», когда привозят покойников, и надо идти, и надевать перчатки, и открывать холодильник. И следить за тем, чтобы он не был переполнен… Но, с другой стороны, когда дежурство спокойное, сообщил ему Мартин, можно открыть комнату для завтраков — там стоит очень недурной бильярд с хорошими костяными шарами и киями красного дерева — и попрактиковаться.

— Ладно, поехали! — вдруг прервал себя Мартин. — У меня сейчас по распорядку предпоследний патруль. Едешь со мной или здесь останешься?

— С тобой…

Проезжая по парку, Лайон с удивлением отмечал, как незнакомый еще вчера пейзаж становится привычнее… Даже в темноте! Вот тут, после левого поворота, надвинется громада мавзолея. Вот здесь направо — и открывается поле, Лайон знает уже, что на нем расположены два больших мемориала — дорога огибает их петлей, спуск вниз — а вот церквушка.

— Это здесь ты не любишь отмечаться? — весело спросил Лайон Мартина.

— Ага… Едем дальше! Проклятое место, говорил же я тебе…