Мессианский квадрат

– В Торе скрыта тайна Всевышнего, Тора – это Божественная инженерия. Знал бы ты, с какой ревностью евреи постигают эту премудрость! В йешивах учатся по четырнадцать – шестнадцать часов в сутки, а ведь Гемара, если ее учить, как положено, со всеми комментариями – сложнее любой светской науки. Сам я, во всяком случае, ни с чем более сложным не сталкивался.

– Божественная инженерия, говоришь? – повторил за мной Сергей. Выражение это ему явно понравилось, но по какой-то странной ассоциации направило ход его мысли в совершенно другую сторону. Сергей начал рассказывать мне о карме и астральных телах.

Пора было уходить, но Сергей потащил меня в общежитие к своим друзьям, которых описал как университетскую группу ведущих интеллектуалов, опережающих свое время.

Все интеллектуалы оказались в сборе. В комнате, куда мы вошли, находилось человек десять, было страшно накурено, причем женщины курили, а мужчины терпели. Все бурно о чем-то спорили и нашего прихода не заметили, лишь двое вяло кивнули головами Сергею. Мы молча присели на кровать. Я прислушался, удивляясь тому, что совершенно перестал понимать русскую речь. Несколько раз прозвучало слово «примордиальная традиция».

В какой-то момент кудрявый молодой человек вытащил журнал, в котором печаталась книга «Царь мира» некоего Рене Генона, и стал делиться впечатлениями.

– Понятие «Царь мира» – это одно из самых «примордиальных» понятий, которое присутствует во всех древних религиях и культурах. К этому Царю восходят все традиции, причем в нем всегда отмечаются два аспекта – священнический и собственно царский; священнический аспект ассоциируется с мостом, высшим выражением которого служит радуга. Связь с центром осуществляется посредством глубинных пещер…, – излагал молодой человек.

Многое в его докладе показалось мне интересным, однако вскоре я опять полностью потерял нить.

– Первозданная традиция – это структура, – заговорила сидевшая у окна миловидная блондинка с короткой стрижкой, когда кудрявый прервался для того, чтобы подтвердить свою мысль цитатой. – Во всех мифах повторяется одна и та же структура – она и является основой. Вот, например, Штайнер обращает внимание, что и Кришну, и Моисея, и Иисуса Христа властители стремились убить еще при их рождении. Это именно структура, которая сопровождает явления в этот мир Великих посвященных. И еще я вам скажу, что Пятое Евангелие Штайнера – это в собственном смысле слова примордиальное Евангелие…

Все разом переключились на Рудольфа Штайнера. Стали обсуждать какую-то его теорию…

– Иисус Христос – это последующая инкарнация Заратустры, – убежденно заверил парень в совершенно темных солнечных очках.

В ответ заговорили сразу несколько человек. Я вслушивался, но по-прежнему не очень понимал, о чем речь.

– Иисус – аватара Вишны. Вы читали о жизни Иисуса в Индии? Есть книга, в которой очень интересно говорится об общей этимологии слов «христос» и «кришна», – вставил мой сосед по дивану.

– Заратустра прошел множество других инкарнаций, прежде чем воплотился в Христа, – подтвердили с дивана напротив. – Все дело в том, что Иисус представлен не только древней душой Заратустры, но и свежей небесной душой… Иисусов двое…

Я бросил красноречивый взгляд на Сергея и кивнул головой на дверь. Сергей подмигнул мне и направился к выходу. Прикрыв дверь, я прошептал:

– Какие еще Вишны и Заратустры, Сергей? Этот Генон, не спорю, интересные вещи говорит, но какие еще два Иисуса? Куда ты меня привел? Какая-то квартира заговорщиков!..

– Извини, дорогой, – перебил меня Сергей, – но это все серьезные люди, занятые поиском истины! Истины, понимаешь! А не замшелой традиции. Это студенты лучшего в стране университета. А закрываться в какую-то одну религию как в скорлупу, – это признак легкомыслия и даже, извини, скудоумия.

Я тут же попрощался с Сергеем, сославшись на срочные дела, но расстались мы вполне дружелюбно.

***

На следующий день я был в гостях у Андрея. Он как-то возмужал, держался бодро. Во всяком случае я не видел в его взгляде той растерянности и тоски, которые подмечал иногда в Израиле.

Жил Андрей в Сокольниках в однокомнатной квартире добротного многоэтажного дома, по всей видимости, сталинских времен, с большим внутренним двором. Располагался дом у самого парка, недалеко от центрального входа.

Обустроился Андрей со вкусом: мебель была хоть и не антикварная, но старая, с историей, такую хотелось разглядывать – комоду, письменному столу, буфету и стульям на вид было лет по сто. По периметру комната была обставлена книжными шкафами и стеллажами, причем один стеллаж комнату перегораживал, деля ее на «приемную» и «кабинет», как возвышенно именовал два образовавшихся помещения Андрей.