Мессианский квадрат

Но дома Саритиного телефона я не обнаружил. Он был записан на том самом розовом листочке, который Сарит дала мне в больнице, но он исчез…

– Вот и пообещал звонить… – с досадой пробормотал я, вспоминая наставление Гемары о том, что к слову, данному женщине, следует относиться более педантично, нежели к слову, данному мужчине.

Пришлось звонить Фридманам.

– Ну как же так?! – расстроился Андрей, – поищи получше.

– Я хорошо искал. Скорее всего, это мама выбросила.

– Неужели ты не знаешь, как ее разыскать? Не знаешь, где она живет, где училась?

– Не знаю. Она говорила, но я с этими светскими школами не знаком, название напрочь вылетело из головы.

– И не можешь вспомнить? – не сдавался Андрей.

– И под гипнозом не вспомню… Увы. К тому же она, скорее всего, сейчас в армии.

– Действительно! Как я не подумал… – Андрей почти сразу успокоился. – Что ж, подождем.

Оставшиеся до отъезда дни Андрей целиком потратил на продолжение своих безнадежных блужданий по пещерам в районе Йерихона. При нашем прощальном телефонном разговоре я еще раз попытался охладить его поисковый пыл другими доводами:

– Если в тот момент, когда ты нашел рукопись, тебя видели бедуины… уверяю тебя, они в той пещере побывали и все ценное давно забрали. Не забывай, что кто-то попытался тебя на другой день убить…

– Зачем же меня было убивать, если они уже забрали рукопись?

– Мало ли зачем? Да хоть чтобы избежать проблем со стороны полиции. Это ведь уголовное дело, укрывать ценные археологические находки.

– Может, ты и прав, – задумался Андрей. – Находка моя вполне могла оказаться очень ценной. Впрочем, я все равно того места не нашел…

Так мы и распрощались. Я к рукописи был уже совсем равнодушен. Да и Андрея почти убедил – по крайней мере, озадачил…

Я и представить себе не мог, как серьезно я тогда ошибался.

1993

Я демобилизовался в марте 1993 года. За время моей службы в Израиле сменилась власть. На выборах летом 1992 года победил Ицхак Рабин.

Долгие пятнадцать лет левые были отлучены от власти, и первым делом Рабин пожелал провести ревизию проводившейся за это время поселенческой политики. Уже не только в газетах и на телевидении, а с высоких правительственных и парламентских трибун началось каждодневное шельмование тех, кто заселял и осваивал территории Иудеи и Самарии, освобожденные Израилем в 1967 году.

В ту пору я совершенно не опасался Рабина. Все его заявления о Голанах и о «территориях» я воспринимал лишь как желание задеть и оскорбить своих политических оппонентов. Я не думал, что он сможет реально что-то разрушить. Арабы, как всегда, не позволят ему этого сделать, не раздумывая оттолкнут протянутую руку… Так я думал тогда.

***

Демобилизовавшиеся израильские солдаты обыкновенно разлетаются по всему свету: на пару месяцев, на полгода или даже на год отправляются в Латинскую Америку, в Европу, Индию или Африку. Несколько раз мне предлагали ехать вместе, но я ни о чем таком даже и слушать не хотел. Не в Америку мне надо было, не в Лондон, Рио и не на Гоа. Мне надо было в Москву.

Долгие годы я жил безо всякой надежды побывать в родном дворе. Когда же такая возможность представилась, я сперва учился в йешиве, а потом ушел в армию. Теперь время, наконец, пришло: в конце апреля я вылетел в Москву.

***

Узнав о моем приезде, школьные друзья организовали встречу в чьей-то большой квартире на Ленинском проспекте. Пришло больше половины класса. Было странно видеть столько лиц из своего детства внезапно повзрослевшими.

Дяди и тети, которые когда-то были моими невинными советскими одноклассниками, очень много пили, очень громко смеялись, говорили сальности. И с каким-то ожесточением вели самые скучные разговоры – когда они заканчивались, наступала минутная глухая тишина, в течение которой все ерзали, потом кто-то рассказывал анекдот, и тогда скучные разговоры шли по второму кругу. Я даже не в состоянии точно назвать тему, вокруг которой все время крутилась наша беседа. Если отступали от общих детских воспоминаний, то либо в сторону половой, либо в сторону экономической жизни. Сергей Егоров выглядел единственным, которому было интересно что-то кроме этого.

Он был одним из моих ближайших детских друзей. Мы лепили из пластилина армии и города и устраивали грандиозные сражения с использованием катапульт. Снаряды – шарики, обильно начиненные головками от спичек, – горели, безжалостно расплавляя пластилиновых бойцов противника и оставляя после себя ужасную вонь. На вонь сбегались родители, и нам здорово влетало.

Теперь же оказалось, что Сергей проявлял живой интерес к религии. Он сказал, что принадлежит к православной церкви, но в то же время взглядов придерживается самых широких. Интересовался он и жизнью в Израиле. В какой-то момент он вытащил меня на лестничную клетку покурить.

– Ну, как там ваши оккупированные территории? Говорят, что заселение проходит успешно?