Я с досадой махнул рукой и вернулся в джип.
– Как все накалено и как мы бессильны что-либо изменить и в них, и в себе! – думал я, глядя из тусклого окна патрульной машины на безлюдные в это полуденное время улицы Рамаллы.
Через час после этого происшествия нас вызвали по рации в центр города, где в тот момент арабы забрасывали камнями израильские машины. Рувен все никак не мог отойти от возмущения после увиденной сцены и был крайне недоволен своим боевым заданием.
– Кому это надо?! Стекла у всех поселенческих машин защищенные. Никакого вреда от этих камней нет.
– Никакого?! – возмутился я. – Это от маленьким камней может быть никакого, а от больших очень даже большой. Да и кроме того, это ведь они только начинают с камней, а кончают бутылками с зажигательной смесью… Разве ты забыл, что произошло в этом самом месте два года назад? Вся Рамалла сбежалась полюбоваться, как горят евреи…
Рувен неприязненно поморщился.
Мы увидели группу камнеметателей издали. Водитель подал джип назад и выехал переулками им в спину. Завидев нас, арабы бросились врассыпную, но одного мы все же догнали и повезли в полицию, располагавшуюся поблизости.
Задержанному нами пареньку было на вид лет четырнадцать, он был слегка испуган: твердил, что никаких камней не кидал и подобострастно улыбался.
– Надо же, какие вы дружелюбные делаетесь, когда никому навредить не можете... – усмехнулся я.
Пока Рувен и еще один солдат провели задержанного подростка внутрь, я оставался в джипе. Слушал новости. Одной из погибших в сегодняшнем теракте была двадцатилетняя девушка: ехала что-то купить на бар-мицву своего племянника…
Во время метеосводки дверь полицейского участка открылась и из нее вывели еще одного араба в наручниках. Когда он поравнялся со мной, я узнал в арестованном… Халеда.
Я немедленно выскочил наружу.
– Секунду! – крикнул я, обращаясь к конвоиру. – Мне нужно его кое о чем расспросить…
Я смотрел на Халеда, он выглядел растерянным и уставшим.
– Вы что, знакомы? – хмуро спросил полицейский.
– Да.
– Спрашивай, но побыстрей.
– Почему ты здесь, Халед? Что случилось?
– Ури, это ошибка. Меня отпустят. Вот увидишь.
Вдруг я припомнил, что не так давно видел в толпе блокирующих улицу арабов лицо, похожее на лицо Халеда. Мы вели наблюдение из квартиры одного высотного здания, и я достаточно ясно рассмотрел его в бинокль. Тогда я подумал, что это просто сходство, но теперь заколебался.
– Скажи-ка лучше вот что, – сказал я. – Я мог видеть тебя на перекрестке Айош месяц назад во время беспорядков?
– Мог, – несколько смутившись, признался Халед.
– И что ты там делал?
– Ури, о чем ты спрашиваешь, я же живу в Рамалле…
Я с сомнением покачал головой.
После того как Халеда увели, я немедленно вошел в участок и стал наводить справки.
– За что был задержан Халед? – спросил я у дежурного. – Ну этот араб, которого только что вывели?
– Откуда мне знать. Его привезли из тюрьмы Офер для допроса….
– Кто его следователь?
– Зачем тебе?
– Я знаком с этим арабом, хочу знать, что произошло.
Дежурный куда-то позвонил. Потом на пять минут вышел, потом опять куда-то позвонил и, наконец, дал телефон, по которому мне ответили, что понятия ни о чем не имеют.
Если б я знал хотя бы его фамилию, мог бы официально навести справки, но этой «мелочью» я в свое время не поинтересовался и теперь ничего не смог выяснить.
Через неделю после этой встречи началась война в Персидском заливе, отозвавшаяся множественными ракетными обстрелами Израиля, а еще через месяц, вскоре после окончания этой войны, меня, наконец, отправили в Ливан.
Я очень радовался этому переводу. И дело было не только в том, что здесь мы противостояли не подросткам с камнями, а хорошо вооруженному и обученному противнику. Радовало также и то, что здесь мы были не одиноки, что местные жители – христиане-марониты – видели в нас своих союзников и бок о бок сражались с нами.
Не обошлось без семейной драмы. Я надеялся, что перевод этот вообще удастся утаить от родителей, но брат Давид, которому я похвастался, что отправляюсь на «настоящую войну», проболтался.
Родители вызвали меня к себе в комнату и взволнованно стали перечислять все преимущества службы в Самарии, напирая на близость к дому и важность миссии.
– Уверяю тебя, в Рамалле достаточно опасно... – нервно теребя руки, выдавила, наконец, из себя мама. – И с ножами на вас бросаются, и бутылки Молотова в вас кидают…
У меня сжалось сердце. «Бедная, – подумал я. – Приманивает меня опасностью, как дедушка на рыбалке приманивал хлебом ершей!»
Я обнял маму, и мы заплакали друг у друга на шее.
– Мамочка! Все будет хорошо… Везде одинаково опасно... Да и вопрос этот уже решен.
– Что ж, Юрочка, мы знали, куда ехали...
– Вот именно! – обрадовался папа. – Мы знали, куда ехали.. Пусть себе служит, где хочет...
Через три месяца неожиданно позвонил Халед. Мы встретились во время моего отпуска в Иерусалиме, там же, где и в первый раз – на площади Цион.