Мессианский Квадрат

– Чего не понимаю?

– То, что меня не противоречия между Евангелиями волнуют, а истина! Меня рукопись моя вдохновляет, а не библейская критика! Если бы я просто Евангелие на противоречиях подлавливал, то ни о каких Кущах, поверь, речи бы не шло: просто события, описанные Иоанном, отставали бы от описанных синоптиками не на полфазы, а на фазу. Евангельский образ двоится ничуть не хуже, если посчитать, что второй Иисус был распят ровно через год после первого.

– Фаза! Полфазы! Ты хоть видишь, что твоя теория совершенно вздорна с точки зрения  библеистики. Это ни то, ни се. Я библейской критике, положим, не очень доверяю, но кое-что читал и кое-что, признаюсь, считаю убедительным. Но твоя критика какая-то совершенно нелепая…

– Потому что это никакая не критика. Я не критикую, я реконструирую события, как они изложены в наличном евангельском тексте. Критика текста у меня самая минимальная. Поскольку я иду согласно материалам рукописи, а не просто по каноническому тексту, я действительно вынужден несколько евангельских фрагментов признать искажениями. Но их совсем немного. Я просто описанные у Иоанна события Кущей связываю с событиями Пасхи в одну последовательность, относя их именно к Кущам, а не к Пасхе. Вот, погоди, что я тебе покажу.

Андрей снял с книжной полки Евангелие и стал его листать.

 Я между тем вспомнил о некоторых своих расчетах, сделанных по следам нашей беседы в Старом городе, и подлил немного масла в огонь:

– Я тут, кстати, Андрей, заглянул в одну календарную программу, и, ты знаешь, все сходится! То есть, если Песах пришелся на пятницу – во времена Храма такая возможность существовала, – то наступающий через полгода праздник Ошана Раба также выпадает на пятницу, то есть буквально так, как ты это и представляешь. А само такое совпадение могло иметь место как раз в 30-м году.

– Ну ты слышал, Семен? Каких знамений тебе еще надо? – обрадовался Андрей и дальше стал что-то показывать Семену в Евангелии.

– Смотри. Делается небольшая инверсия: три главы – 9,10 и 11-я  вставляются между 5 и 6-й главами, и соответственно 8-я глава смыкается с 12-й. Это единственное «насилие над текстом». Ну и там, где  у Иоанна в последних главах написано «пасха», читай «кущи» – вот и все. Когда будет опубликована моя находка, в ней все будет именно так излагаться. Вот увидишь!

– Андрей, ты уверен, что эта тема всех здесь занимает? – поинтересовалась Катя. – Я к вашим прениям, положим, привыкла, но Сарит, как мне кажется, уже скучает?

– Я вся внимание! – отозвалась Сарит,  виновато отодвигая лежавший на подоконнике журнал.

– Сейчас я закончу, – сказал Андрей, – только попробую еще с одной стороны все это Семену показать. Пойми, Сема, что Евангелие  – это не фотография и даже не картина, это икона. В этом, на самом деле, и состоит необыкновенная и небывалая сила воздействия этой книги. Ветхий Завет в этом отношении гораздо более документален… В Евангелии же описываются как бы реально происходящие события, но все они преображены, все они подчинены керигме – это библейская критика хорошо показала. Она попыталась ободрать этот иконографический слой и под ним обнаружить «исторический документ». Я, например, со многим могу согласиться из того, что тот же Маккоби написал. Но, как верно заметил Ури, поезд ушел. Перед нами икона, а не фотография. И вот я  смотрю на эту же самую икону и в одной из ее собственных причудливых обратных перспектив невольно обнаруживаю другое изображение. Знаете, такие картинки бывают? На первый взгляд седой старик изображен, приглядишься – нет, чернобровая девица. Так же и здесь. Удивительная все-таки книга – Евангелие…

– Хотя сколько в твое «изображение» двух Иисусов не всматривайся, в его реальность поверить невозможно. Такая шиза только причудиться может.

– Шиза, говоришь?! Посмотрим, что ты скажешь, когда,  наконец, будет обнародован найденный мною свиток!

– Андрей, мне кажется, ты хотел сменить тему... – напомнила Катя.

– Верно, хотел,– подтвердил Андрей. Но лучше бы он этого не делал... – Итак, когда у тебя, Семен, рукоположение?

– Через год примерно.

– Значит, через год ваш с Катей брак превращается в католический?

– Наш брак после рукоположения станет нерасторжим, это верно, – поморщился Семен, беспокойно взглянув на Катю, которая сидела с непроницаемым лицом, – но католическим его можно было бы все же не называть.

Андрей вскочил с места и, сжав руками спинку стула, с досадой воскликнул: 

– Не понимаю, зачем, если не верить в вечность брака на небесах, увековечивать его на земле?

– Андрей, ну в самом деле, сколько можно, право... – растерянно пробормотал Семен. – Этот вопрос мы уже обсуждали. В любом случае вечность брака на земле никак не препятствует небесному безбрачному состоянию.

– Чего ты, в самом деле, добиваешься, Андрей? – холодно спросила Катя. – Чтобы Семен не рукополагался?

– Ну вот еще! С какой стати? Через год в нашей секции земного Экзистенционала появится представитель православного священства…  Как я могу быть против?