Эта восхитительная ода в своем роде настолько совершенна, что ее не хочется комментировать и тем более оспаривать. К тому же таких «гимнов любви» у Ленина, Сталина и их сподвижников неисчислимое множество. Не нужно думать, что все они лживы, напротив, они правдивы, но признать их таковыми можно лишь при условии не понимать сказанное буквально. Всем известен, например, прекрасный пассаж «гуманиста» Дзержинского о том, что чекистом может быть только человек с холодной головой, горячим сердцем и чистыми руками. Здесь все верно, у чекистов Дзержинского все так и было: голова холодна из-за полного отсутствия сочувствия к людям и эмоционального тепла, сердце горячо от жгучей ненависти к ним, а руки умыты кровью.
Даже если толпа не стала бы орудием чьего-то господства, даже если бы не ее руками совершались разбойничьи войны, угнетение и уничтожение целых социальных групп и наций, а только ради невиданного ранее общественного порядка, то причиненный вред заключался бы в самом подчинении толпы, массы, подчинении абсолютном и в методах удержания их в таком положении. В полной зависимости от строя попирается жизнь и плоть человека толпы, его разум и душа. Деспотическое сверхцентрализованное государство властвует и над внутренней жизнью индивида, которая похищается не только запретами на высказывания или на объединения, но и массовой пропагандой и внушениями, опутыванием особой сетью строгих безальтернативных обязанностей и требований, относящихся к труду, творчеству, общению, развлечениям, семейной и интимной жизни. «Поистине и дано ему было вести войну со святыми и победить их; и дана была ему власть над всяким коленом и народом и языком и племенем. И поклонятся ему все живущие на земле, которых имена не написаны в книге жизни у Агнца, закланного от создания мира» (Откровение св. Иоанна Богослова, 13:7, 8).
Коллективный человек, человек толпы в тоталитарном исполнении не способен интегрироваться в цивилизацию, поскольку цивилизация и он — это несовпадающие и явно противоположные друг другу явления. Фашизм и большевизм извлекли на поверхность заложенное в человеке зло и показали, как можно манипулировать им и какую политическую пользу можно из этого извлечь. Однако это было проделано не с отдельными людьми, а с массами, с толпой, и это помогало эксплуатировать самые низменные инстинкты и вожделения. Иными словами, усилия диктатуры в этом направлении идут параллельно со стиранием индивидуальности, насаждением единообразия, тщательным регулированием всех сторон жизни. Зверь, который порождается взрывом Тени коллективного бессознательного, принимает форму безликих зараженных масс и коллективного примитивного человека.
Толпа особенно склонна ненавидеть, преследовать и уничтожать врагов, которых она видит в других народах и нациях, в других классах и социальных системах, в политических противниках и конкурентах своих идолов, а человек толпы — среди своих знакомых, сослуживцев, соседей, даже случайных встречных.
Этим свойством массы умело пользуются тоталитарные вожди. Так, Гитлер пришел к власти, постоянно обвиняя австровенгерскую и германскую императорские династии, буржуазию, евреев, интеллигенцию, парламентских политиков, другие партии, страны Антанты, а в годы Второй мировой войны — участников антигитлеровской коалиции, своих генералов, многих из которых он считал бездарностями и даже изменниками, и т. д. Ленин и Сталин постоянно изобличали врагов — свергнутые классы, офицерство, мировую буржуазию, буржуазные партии, внутренних врагов и, конечно же, тех, кто оспаривал их власть, в том числе вчерашних соратников.
Поиск и нахождение врагов надо рассматривать в общем контексте того, что в тотализированном обществе все четко делится на «мы» — «они», «наше» — «не наше»; естественно, все «наше» — это хорошее, достойное, благоприятное и т. д., все чужое — плохое, неприятное, заслуживающее порицания, отторжения и даже наказания, уничтожения. Но такое черно-белое восприятие социума уже было у человечества — у первобытных людей, которые могли обрести безопасность только в своем племени или роде.
Точно так же ребенок вначале не отделяет «я» от «не я», только потом он начинает понимать нетождественность «мы» и «не мы». Если он вырастает в неблагоприятных эмоциональных условиях, «не я» и «не мы» навсегда могут запечатлеться в его психике как нечто неизменно чуждое и враждебное, от которого необходимо защищаться, лучше всего — нападая. Я говорю об этом не только потому, чтобы отметить во многом совпадение путей развития отдельного человека и человечества (эта мысль не нова), но и потому, что значительную часть ярых приверженцев фашизма и большевизма составили те, кто с детства делит всех окружающих четко и бескомпромиссно на «наших» и «не наших».