Мессии, лжемессии и толпа

«Сильные духом люди должны дать массе толчок в определенном направлении, а потом уже сама масса подобно маховому колесу усиливает движение и дает ему постоянство и упорство». «Широкие массы народа это только кусок самой природы. Они не понимают, как это люди, утверждающие, что они хотят прямо противоположного, в то же время миндальничают друг с другом, жмут друг другу руки и т. д. Масса требует одного — победы сильного над более слабым, уничтожения слабого или его беспрекословного подчинения».

И совсем уж откровенно Гитлер сказал: «Масса, народ — для меня это как женщина. Любой, кто не понимает присущего массе женского характера, никогда не станет фюрером. Чего хочет женщина от мужчины? Ясности, решимости, силы, действия. Ради этого она пойдет на любую жертву».

Не вызывает сомнений, что Гитлер каждому народу приписывал мазохистские черты, немецкому в первую очередь.

И. Фест обоснованно считает ораторские триумфы Гитлера феноменом сексуальности, направленной в пустоту. Очевидно, пишет Фест, Гитлер не без причины сравнивал толпу с «воплощением женского начала». Достаточно перелистать соответствующие страницы его книги «Моя борьба», достаточно одного взгляда на тот эротический пыл, который пробуждали в нем идея массы, его представления о ней и который позволял ему добиваться примечательной стилистической свободы выражения, чтобы понять, чего искал и что находил этот неконтактный, одинокий человек, стоя на трибуне над послушной массой. Однажды он в порыве саморазоблачения назвал массу своей единственной невестой. Магнитофонные записи того времени ясно передают своеобразную атмосферу непристойного массового совокупления, царившую на тех мероприятиях: затаенное дыхание в начале речи, резкие короткие вскрики, нарастающее напряжение и первые освобождающие вздохи удовлетворения, наконец, опьянение, новый подъем, а затем экстатический восторг как следствие наконец-то наступившего оргазма, не сдерживаемого уже ничем.

Сталин был настолько плохим оратором, что в своих публичных выступлениях не мог насиловать толпу. Почти все его книги и статьи написаны серым, невыразительным языком в сугубо канцелярском стиле. Однако анализ некоторых его выступлений показывает, что он глубоко презирал массу, совершенно обоснованно считая, что она поверит всему им сказанному. Я хотел бы привести одно из объяснений Сталина в «любви» к народу, высказанное им в 1924 г. на вечере воспоминаний кремлевских курсантов о Ленине:

Теоретики и вожди «партий, знающие историю народов, проштудировавшие историю революций от начала до конца, бывают иногда одержимы одной неприличной болезнью. Болезнь эта называется боязнью масс, неверием в творческие способности масс. На этой почве возникает иногда некий аристократизм вождей в отношении к массам, не искушенным в истории революций, но призванным ломать старое и строить новое. Боязнь, что стихия может разбушеваться, что массы могут «поломать много лишнего», желание разыграть роль мамки, старающейся учить массы по книжкам, но не желающей учиться у масс, — такова основа этого рода аристократизма. Ленин представлял полную противоположность таким вождям. Я не знаю другого революционера, который так глубоко верил бы в творческие силы пролетариата и в революционную целесообразность его классового инстинкта, как Ленин. Отсюда пренебрежительное отношение Ленина ко всем тем, которые старались свысока смотреть на массы и учить их по книжкам. Отсюда неустанная проповедь Ленина: учиться у масс, осмыслить их действия, тщательно изучать практический опыт масс.