Мессия

Роберт и Маргарет Меткаф живут как раз за поселком, в первом доме после дорожного знака, указывающего на снятие ограничения для населенного пункта и разрешающего предельную скорость, установленную для шоссейных дорог. Сворачивая на дорожку, ведущую к дому, Ред едва не сталкивается с выезжающим из ворот «ровером» отца.

Отец опускает окно.

— Ред! Вот так сюрприз. Чертовская удача, что мы не «поцеловались» лоб в лоб. Ты надолго? Я немного спешу, но в середине дня должен вернуться.

Дорогой отец. Его бизнес вот-вот вылетит в трубу, но он продолжает сохранять оптимизм и держится так, будто ничего особенного не происходит.

Ред высовывается из окна своей машины.

— Отец, мне нужно с тобой поговорить. С тобой и мамой.

— А не может это подождать? На полдвенадцатого у меня назначена встреча с банкирами, и я боюсь, что, если мне не удастся быстренько подыскать для них убедительные резоны, они, чего доброго, лишат меня права выкупа заложенного имущества. Они уже начали поговаривать насчет исполнительного листа, так что опаздывать туда сегодня крайне нежелательно.

— Отец… Кое-что случилось.

Должно быть, на лице Реда явно читается боль, потому что он видит, как испуганно поднимаются дугой кустистые отцовские брови.

— Что? Что случилось?

— Мама дома?

— Да. Да, конечно, дома. Что случилось, Ред?

— Лучше я расскажу вам обоим.

— В чем дело? Ты в порядке? Что-то случилось с Эриком?

— Отец. Пожалуйста.

Ред едет по гравию, прямо к парковочной площадке перед большим окном. Отец пропускает его первым, потом, задним ходом, ставит машину рядом. Они молча заходят в дом.

Мать Реда занимается глажкой перед телевизором на кухне. При виде сына она с негромким восклицанием выходит из-за гладильной доски, чтобы обнять его.

— Маргарет, — предупреждает ее муж, — у Реда плохие новости.

Она останавливается в нескольких футах от них, переводя неуверенный взгляд с одного на другого.

— Что? Что случилось?

Ред выдвигает стул из-за кухонного стола.

— Присядь, мама. Ты тоже, отец.

Они послушно садятся, как собаки, ожидающие еды.

Ред не знает, что сказать, поэтому начинает с самого начала. Он стоит совершенно неподвижно, с застывшим взглядом, шевелятся только его губы. Руки он засунул в карманы брюк и даже не переминается с ноги на ногу.

Реду требуется двадцать минут, чтобы пересказать эту историю во всех подробностях. Единственное, о чем он умалчивает и о чем не расскажет никому, никогда, — это о данном им Эрику обещании. Все остальное излагается в деталях: признание Эрика, «Мессия», его явка в полицию, арест, обвинение. Может, было бы лучше что-то скрыть, но Ред не знает, что именно, и поэтому не утаивает ничего.

На протяжении всего своего монолога Ред смотрит на родителей. Он видит, как рука матери поднимается к сердцу и остается там, как будто ее прикосновение — единственное, что поддерживает его биение. Видит, как отец медленно качает головой из стороны в сторону, еле слышно бормоча: «Боже мой, Боже мой». Слезы катятся из-под век матери и сбегают по лицу, пока она не слизывает их с губ. Порядочные люди, обычные люди, ничем не заслужившие того, чтобы их жизнь так безжалостно и внезапно оказалась разбитой вдребезги.

Ред заканчивает, и наступает тишина. Гробовая тишина, затянувшаяся на эпохи, отмеряемые секундной стрелкой настенных часов.

— В чем мы ошиблись? — спрашивает мать скорее себя, чем кого-то еще.

— Мама…

— Это уже не важно, — говорит отец, пытаясь придать голосу уверенность. — Вопрос не в том, в чем мы ошиблись, а в том, что мы можем сделать теперь.

— Мы ничего не можем, отец.

— Ничего? Должно быть что-то. Мы ведь, наверное, можем увидеть Эрика?

— Я не знаю. Надо будет выяснить в полиции.

— Но он наш сын, — всхлипывает Маргарет. — Мы должны его увидеть. Это наше право встретиться с ним. Разве нет?

— Мама…

Ред кладет ладонь на ее руку.

Царапанье ножки стула о линолеум — отец встает.

— Нужно позвонить в банк. Сказать им, что я не могу приехать.

— Роберт! О чем ты думаешь? Какой, к чертям, банк? Твоего сына только что…

Ред сжимает руку матери.

— Пусть звонит, мама. Отец прав. Он должен сперва разобраться с этими делами.

«Пока еще не в полной мере осознал, что на него свалилось, и способен с чем-то там разбираться», — думает Ред, но вслух, разумеется, этого не говорит.

Они смотрят, как Роберт, держась неестественно прямо, выходит из кухни. Потом, когда он берет трубку, из-за угла слышится его голос.

— Майкл? Это Роберт Меткаф… Хорошо, спасибо. А ты? Прекрасно, прекрасно… Послушай, тут кое-что случилось… Нет, действительно… Боюсь, что я не смогу подъехать… Кое-что очень серьезное… Можем мы перенести встречу? Да, это подходит. Спасибо… До свидания.

Роберт возвращается в кухню. Он тяжело опускается на стул и потирает рукой глаза, словно короткий телефонный разговор довел его до полного изнеможения.

Родители смотрят на Реда.

— Что нам делать, Ред? — спрашивает отец. Это не просьба о совете. Это мольба о помощи.