Мессия

Эшли Лоу, бывшему работодателю Барта Миллера, они позвонили заранее, так что он уже ждет их перед входом. Ред и Дункан поднимаются за ним наверх. Кейт и Джеза они оставили в Уоппинге, дав задание обойти окрестности и расспросить соседей.

В расположенном над цехом офисе Лоу жарко и душно. Косые лучи света пробираются сквозь щели между горизонтальными планками жалюзи, падают на старый, за 1985 год, календарь Пирелли[8]. Лоу сидит во вращающемся кресле за письменным столом. Ред и Дункан присаживаются на жесткие стулья напротив.

— В былые времена здесь, на Таннер-стрит, находился подлинный центр кожевенной промышленности, — говорит Лоу. — Можно сказать, это место было Флит-стрит нашего дела. Полный цикл, вплоть до кожевенного рынка, находившегося в конце улицы. А посмотрите на нее теперь. На месте производственных корпусов — жилые комплексы для банкиров, которые работают по ту сторону реки. Мы единственные оставшиеся здесь кожевенники, и мне не хочется верить, что в скором времени и с нами будет покончено. Однако нынче обработка кожи ведется по-новому, все процессы автоматизированы, и нам, с нашей традиционной технологией и скромными масштабами, просто не выдержать конкуренции.

Сквозь запыленные окна, выходящие на цех, Ред видит пару человек, сгорбившихся над длинными столами. В помещении находятся три здоровенные машины, но они, похоже, стоят без дела.

Он обращается к Лоу:

— Мистер Лоу, чем именно вы тут занимаетесь?

— В общем, обработкой кожи. Берем ее в натуральном виде…

— Со спины животных?

— Именно, и превращаем в материал, годный для изготовления обуви, сумочек и тому подобного. Нельзя ведь, знаете, содрать с коровы шкуру и надеть ее на ноги.

Лоу смеется хриплым смехом заядлого курильщика, который переходит в приступ кашля.

— Прошу прощения, — говорит он, вытирая капельку слюны в уголке рта. — Здоровье, знаете, уже не то, что было в молодости.

Очередной смешок, и новый приступ кашля.

Ред делает пометки в блокноте. «Кожа, — записывает он, и рядом, подчеркнув: — Садомазохизм?»

— Значит, вы, по существу, сдираете шкуры с животных? — уточняет Ред.

— О нет. Это предыдущий этап процесса, и он осуществляется между скотобойней и нашим производством. Мы получаем не туши, а шкуры. Обрабатываем их, но сами не снимаем.

— А чем занимался здесь Барт Миллер?

— Всем. У нас каждый владеет всеми операциями. Как уже говорилось, масштаб нашей деятельности невелик, и мы не можем позволить себе держать узких специалистов. Подменяем один другого, а когда нужно, наваливаемся на работу все вместе. Понимаете, о чем я?

— А носил ли Барт кожу? Одевался ли он когда-нибудь в кожаную одежду?

Лоу хмыкает.

— У него была кожаная куртка, и, бывало, он надевал кожаные туфли, но это все.

— А кожаные брюки, цепи там всякие — с этим как?

— Барт? В кожаных штанах да с финтифлюшками? Что же он, педик, что ли?

— Вы уверены?

— Конечно. Конечно уверен. Насчет чего другого не скажу, но уж ориентации Барт был самой что ни на есть правильной. Ни одной юбки не пропускал. Обычно ухлестывал разом за пятью-шестью девчонками, вот так! Он все время похвалялся на этот счет — затянет пташку в койку, а на следующую ночь волочет туда же ее подружку. Причем так ловко морочил им головы, что каждая дуреха воображала, будто она у него единственная. Бог его знает, как ему это удавалось.

— Вы видели кого-нибудь из этих женщин?

— Пару.

— Где вы их видели?

— Захаживали сюда, к нам. Бывало, встречали его после работы, а случалось, и провожали поутру. Небось, — Лоу подмигивает с заговорщическим видом, — после развеселой ночки. Не говорю уж о том, что его цыпочки телефон у меня оборвали. В конце концов я запретил ему давать мой номер — не могу же я звать рабочего из цеха всякий раз, когда очередной его милашке приспичит с ним поворковать.

— Выходит, они определенно существовали?

— Кто?

— Эти женщины.

— А, да. Определенно.

Ред задумчиво постукивает ручкой по блокноту.

Значит, Барт не был геем. И никто в здравом уме не принял бы его за гея.

Да, похоже, со стороны ориентации этого кожевенника к делу не приплести. Хотя… Не исключено, что Барт предавался со своими подружками всяческим извращениям. А Серебряный Язык, раздобыв каким-то образом его садомазохистские причиндалы, счел это признаком гомосексуальности.

«Проверить гардероб Барта», — записывает Ред, хотя и знает, что шансы откопать что-то в этом направлении весьма малы.

— Еще один вопрос, мистер Лоу. Сколько вы платили Барту?

— Сорок пять в час.

— Значит, за год это получалось…

— Примерно двенадцать тысяч.

— Имелся ли у него какой-то дополнительный доход?

— Нет, насколько мне известно. Будь у него рента или еще что, навряд ли бы он стал здесь пахать.

— Стало быть, обеспеченным человеком Барт не был?

— О, я вас умоляю, офицер. Единственный способ стать миллионером, работая дубильщиком, — это выиграть в лотерею. Понимаете, что я имею в виду?

— Конечно, мистер Лоу. — Ред встает. — Спасибо за то, что уделили мне время. Если нам потребуются ваши показания или встреча с кем-то из коллег Барта, мы дадим вам знать.