Мессия

Мысли в голове струились, текли, вязко, неторопливо сплетались, теряя первоначальный смысл, и каждый раз, как Гай упрямо пытался сосредоточиться, словно играющие мотыльки, кружась, завязывались в причудливую индейскую вязь. Вновь и вновь перед его мысленным взором представало задумчивое лицо старика, который даже сейчас, как ему казалось, о чем-то ему говорил. Потом он куда-то летел и падал… Сквозь дрему Гай смутно расслышал, как осторожно приоткрылась дверь фургончика и кто-то, крадучись, проскользнул внутрь. Или ему это только показалось. Рядом с кроватью послышался шорох, и полностью обнаженная Лара, скользнув под простынку, легла на него, жадно прильнув к губам долгим томительным поцелуем.

— Не бойся, — глухим от возбуждения голосом прошептала она, не переставая ласкать поцелуями его лицо. — Я никому не сказала, куда пошла.

— Лара? — растерялся спросонья Гай. — Что ты здесь делаешь?

Откидывая на спину волосы, девушка выгнулась, сильнее седлая его, и подавшийся навстречу Гай почувствовал, как по его покрытой мелкой щетинистой порослью щеке мягко скользнул пухлый отвердевший сосок. Судорожно вздохнув, он ощутил сладковато-мускусный запах женского тела. Его руки непроизвольно легли на ее тонкую талию, податливую, гибкую и горячую, словно тающий от пламени свечной воск. Чувствуя, как против воли начинает предательски откликаться на напористую женскую ласку, Гай, капитулируя, смежил веки и, освободив сознание, мягко отступил, откинув голову на подушку и положив руки на простыню.

— Что, — она чуть отстранилась и, убрав с лица волосы, заглянула ему в глаза. — Почему ты остановился?

— Так нельзя, — срывающимся голосом выдавил Метьюс, изо всех сил стараясь удержать себя. — Это неправильно.

— Почему? — не поняла девушка. — Что не так?

— Ты не обязана это делать, только лишь потому… — он запнулся и смотрел на нее, пока она молча ждала ответа. Потрясающая, великолепная, исступленно красивая. Женщина, которая хотела его. — Просто из благодарности. Точнее, не подумай, что я имею в виду то, что ты сама… — Осознавая, что начинает заговариваться, он сделал над собой усилие. — Там, на вилле, я сделал то, что должен был, понимаешь? Это был мой долг, и я его выполнил. Я не такой, как ты думаешь, чтобы просто вот так…

— А какой же ты, глупенький? — возобновляя ласки, она нагнулась, мягко прикоснувшись к нему и чуть сдавила зубами его нижнюю губу. От ее пышущего жаром дыхания у Гая закружилась голова.

— Лара, прошу тебя…

— Да что с тобой такое? — наконец не выдержала она. — Я тебе не нравлюсь? Ты не хочешь меня?

— Нет, дело совсем не в этом, — Гай скользнул взглядом по ее животу, острой великолепной груди, манящему шелку роскошных длинных волос и облизнул пересохшие губы.

— У тебя ведь наверняка давным-давно не было женщины, разве нет? — она игриво вскинула бровь.

— Ты ведь сама этого не хочешь.

— А разве мое тело не говорит тебе об обратном?

— Ты очень хорошая, Лара Джеферсон, — с необыкновенной нежностью, от которой у девушки дрогнуло и споткнулось с удара на удар сердце, наконец, проговорил он. — Ты настоящая и прекрасная. Но правда — не стоит. Мы не должны становиться рабами каких-то вымышленных устоев. В душе ведь ты совершенно другой человек, добрый и очень хороший. И пусть у тебя еще все будет хорошо. У тебя будет все хорошо. Я это знаю. Но не так. Не сейчас.

Помедлив, она высвободила лицо из его ладоней, отстранилась и некоторое время сидела, положив ладони ему на грудь, смотря на него новым, неведомым взором, словно впервые увидела перед собой чужого и незнакомого человека. Затем неуклюже слезла с него, вмиг стряхивая с себя загадочность и чарующий ореол страсти, превратившись из сладострастной искусительницы в маленький, съежившийся комочек. Она свесила ноги с кровати, волосы водопадом упали вниз, закрывая ее лицо и груди. Гай смотрел на ее ссутулившуюся спину, выступающие лопатки, движущиеся в такт с ее дыханием, острые холмики позвонков, и почувствовал, как непреодолимая нежность внутри него выходит из-под контроля, полностью подчиняя себе, обволакивая и согревая. В этот момент он осознал, что любит ее, так сильно, что хочет слиться с ней в ослепительной вспышке всепоглощающего счастья. Но не физически. По сравнению с чувством, которое оглушающей волной цунами захлестнуло его, физическая близость с женщиной не стоила и гроша.

Из-под шелка вьющихся Лариных волос послышался чуть слышный всхлип.

— Что с тобой?

— Ничего.

— Почему ты плачешь? — тихо спросил он, увидев, как на острую коленку девушки капелькой упала слезинка.

— Ты первый, кто сказал мне такие слова, — не поднимая головы, прошептала Лара. — Как ты не понимаешь. Ты не просто спас. Ты… Никто и никогда, с самого детства… Не за что-то, а ради меня. Просто так. За всю мою паршивую, дурацкую и никчемную жизнь… Никто и никогда.