— А ты помнишь, как однажды на Рождество ты нашла в шкафу все свои подарки, развернула их и наигралась вдосталь? Самое главное, что никто так ничего и не понял, я просто умирала от смеха, когда узнала об этом. Ты была такой проказницей.
— Да.
— А помнишь, как мы с тобой катались на роликах и случайно заехали в душевую к каким-то мальчишкам и перепугали их до смерти?
— Я помню. Ой, а помнишь, как бабушка однажды по ошибке забрела в мужской туалет в кинотеатре, а нам было неудобно идти за ней самим и мы попросили, чтобы ее вывела оттуда билетерша? А бабушка не могла выйти, потому что у нее за что-то зацепился пояс и она страшно перенервничала. Это было так смешно.
— Да, — отозвалась Лили. Но ни она, ни Шейна не были в состоянии смеяться. Они разучились смеяться, словно это был иностранный язык, на котором они когда-то бегло говорили, а теперь едва понимали.
— Ты сможешь сейчас уснуть?
— Нет.
Лили вышла и вернулась с таблеткой, одной из тех, что им дали в госпитале, — это было снотворное. Лили протянула Шейне таблетку вместе со стаканом воды.
— Хочешь я останусь и буду спать с тобой? Пойдем со мной в мою постель.
Приняв таблетку, Шейна взяла на руки щенка, прижала его к своей шее и повернулась на бок, уставившись в стену.
— Я буду спать здесь.
— Тебе не обязательно завтра ходить в школу. Я подумала, что это поможет тебе избавиться от мрачных воспоминаний. Но если тебе тяжело, то лучше не ходи туда.
— Я буду в полном порядке, мама.
Уходя, Лили поцеловала ее и прошептала:
— Жизнь идет своим чередом. Это, конечно, банально, но это истинная правда.
Лили вернулась в спальню и одетая упала на кровать поверх покрывала. Она перевернулась на спину и уставилась в потолок. Стоило ей закрыть глаза, как она начинала неумолимо проваливаться в темноту, но, каждый раз сопротивляясь, открывала глаза, взглядом отыскивая вокруг знакомые предметы. Если бы у нее была веревка, думала она, то один конец она бы привязала к ночному столику, а другой обмотала вокруг талии, тогда она могла бы спокойно уснуть и не рисковала при этом упасть в черную яму. Во всяком случае, она могла бы тогда легко выбраться по веревке из любой пропасти. Он мертв, а она жива. Однако в мрачном Зазеркалье ее сновидений он не умрет никогда. Дверь в спальню Шейны была приоткрыта, и она слышала, что Джон разговаривает с дочерью. Голоса их звучали глухо.
Глядя в потолок, Лили слышала, как он вошел и тихо прикрыл за собой дверь.
— Оставь дверь открытой, — попросила Лили. — Я хочу слышать, вдруг Шейне что-нибудь понадобится.
— Сейчас открою. Я просто хочу поговорить с тобой, а потом пойду спать на диван. — Он помолчал, прислонившись к двери, сцепив за спиной руки, голос его звучал глухо. — Что мы теперь будем делать?
Лили повернулась на бок и посмотрела на него.
— Продолжать жить, Джон. А что мы можем еще сделать?
— Я говорю о полиции, о Шейне, о нас с тобой.
— Полиция будет заниматься расследованием и постарается его найти. А до тех пор, пока они его не найдут, вряд ли произойдет что-то существенное.
— Я не знаю, что мне говорить ей, что делать.
— Делай то, что ты делаешь всегда. Просто будь рядом и говори с ней, когда она захочет тебя слышать.
Лили встала и прошла в ванную, думая о том, что неплохо бы переодеться. Джон последовал за ней.
— Ты собираешься остаться здесь? Что ты собираешься делать с домом, который сняла?
Он подошел к ней вплотную и она отступила на шаг. Его дыхание, одежда и даже волосы насквозь пропахли табачным дымом.
— Я не могу жить в том доме, Джон. Шейна никогда не будет чувствовать там себя в безопасности. Мне придется отказаться от дома.
Лили вошла в ванную и захлопнула дверь у него перед носом. Сбросив на пол одежду, она надела его халат, висевший на вешалке. Открыв дверь, она увидела, что Джон стоит на прежнем месте.
— Ты мог бы сам переехать отсюда.
Черты его лица исказились гневом.
— Я никуда не собираюсь переезжать, — проворчал он. — Это ты во всем виновата, ты сама знаешь. Ты даже оставила открытой заднюю дверь, ну он и вошел в нее.
Лили почувствовала, что у нее онемела спина и кровь отхлынула от лица.
— Убирайся, — крикнула она, тщетно пытаясь сдержаться, — оставь меня одну.
— Я не собираюсь никуда отсюда уезжать. Не пытайся использовать создавшееся положение, Лили. Я останусь здесь, со своей дочерью.
— Так оставайся, — с отвращением проговорила она. — Но не требуй, чтобы уехала я. Понимаешь ты это или нет, но я нужна ей. Мы оба ей нужны. А твои личные нужды и потребности, прости, сейчас не стоят и дерьма, Джон. Все остальное сейчас вообще не играет никакой роли.
Он повернулся и пошел к выходу из спальни.
— Оставь дверь открытой, — велела Лили.