Месть

После устранения Зиновьева и Бухарина их съезды и пленумы стали тише, спокойнее, монолитнее, и, может быть, это было необходимо. Киров раньше тоже рассуждал, как Сталин: надо заниматься делом, а не спорить, как лучше жить. Но, устранив споры из шумной партийной жизни, они бросились восхвалять Сталина, и нынешний семнадцатый съезд превратился в юбилей одного вождя, ничего нового никто не услышал. Киров понимал, что командовать всей страной должен один человек. Да Сталин и не отдаст никому власть, поэтому «секретарская команда» создается больше для проформы: вот, мол, у нас тут демократия, мы коллегиально командуем. И остальные секретари ЦК — это его помощники, не более, и становиться таким техническим помощником Киров не хотел.

В последнее время у них с Кобой действительно сложились теплые отношения, но Киров начал уже уставать от сталинской дружбы. Во время приездов Кирова в Москву Сталин разрешал ему жить только у себя, а когда Киров останавливался у Орджоникидзе, Коба немедленно посылал за ним машину, привозил к себе и не отпускал ни на шаг. Киров захотел сходить на балет, Сталин идет вместе с ним. Нужно переговорить с Орджоникидзе как наркомом тяжмаша, Сталин посылает машину и привозит Серго к себе.

Поначалу Кирову даже нравилась такая трепетная дружба. Приезжая домой, он рассказывал жене, как заботливо его опекает Сталин, советуется с ним по пустякам, доверяет ему самые интимные подробности своей личной жизни. Изредка эти подробности даже приводили Кирова в смущение. Однажды Сталин сообщил ему, что у Нади, его погибшей жены, был любовник, и он даже один раз застал их врасплох.

— Как врасплох? — не понял Киров.

— Они целовались, — попыхивая трубкой и глядя в сторону, сказал Сталин. Он был при этом столь спокоен, что Киров решился задать совсем глупый вопрос.

— Ты сам видел?..

— Я не видел, к а к  целовались, — ответил Сталин. — Но я видел, к а к  они шли… Он держал ее за локоть, вот так! — Сталин встал и показал, но Киров не усмотрел в этом жесте ничего особенного. Он тоже так иногда придерживает некоторых женщин. — Она давно его любила, поэтому и застрелилась… Поняла, что не может принадлежать ему…

Он вздохнул. Это была неслыханная новость. Орджоникидзе сказал, что Коба на банкете у Молотова оскорбил Надю, и она не выдержала. Но сейчас Сталин открывал Кирову совсем иные факты.

— А кто ее… — Киров не мог произнести это слово — «любовник».

— Бухарин, — спокойно сказал Коба, выстукивая пепел из трубки.

— Бухарин?! — изумился Киров.

— А он же помешан на бабах! — заметил Коба, выковыривая остатки табака. — У него было две жены, он их бросил, связался с шестнадцатилетней девчонкой, дочкой Ларина. А до этого Надю обхаживал…

Он стал снова набивать трубку табаком. Киров сидел потрясенный, не зная, верить этому или нет. Это казалось бредом. Он хорошо знал Надежду Сергеевну, она была красивой женщиной, но он никогда не замечал в ней какого-то особого интереса к мужчинам. То, что Коба ее ревновал, было известно многим, но чаще всего его ревность была беспочвенна: достаточно было Наде кому-то улыбнуться или посмотреть на мужчину более пристально, как Сталин уже возгорался ревностью. Но чтоб она целовалась, да еще с Бухариным, такого представить себе Киров не мог. Конечно, Бухарин всегда испытывал расположение к слабому полу, слыл дамским угодником, но не до такой уж степени, чтоб отбивать чужих жен или приставать к ним.

— У меня есть доказательства! — упрямо сказал Коба. — Но сейчас расправа с ним будет выглядеть как сведение внутрипартийных счетов. Я чуть позже ему отомщу!

Он произнес это так спокойно, что Кирова прохватил морозный озноб. И, встречаясь после этого с Бухариным, он с сочувствием смотрел на этого остроумного, талантливого человека, не знавшего, какая мощная секира занесена над его головой. После этого случая Киров стал уже тяготиться этой дружеской опекой Сталина, а последний точно не хотел замечать этой перемены.