Я посмотрел на Эймса, который понимающе кивнул, сунул пистолет в карман своих свободных выцветших джинсов, опустил сверху свою такую же свободную рубашку и подошел к окну. Он приоткрыл занавески лишь настолько, чтобы увидеть, что происходит снаружи.
- Кажется, все в порядке.
Эймс выходил первым. Я был уверен, что, если Дуайт Хэндфорд ждет нас, он встретит свой смертный час, и очень надеялся, что он не появится. Я не хотел, чтобы Эймс провел остаток жизни в тюрьме.
Я взял чемодан Берил Три. Чемодан был легкий. Она встала со стула и вышла из комнаты вслед за Эймсом, а я за ней. Эймс стоял, наблюдая за обстановкой, пока я открывал для Берил дверь «Гео» и укладывал чемодан на заднее сиденье.
- Увидимся в «Техасе», - сказал я Эймсу. - Ты займешься кондиционером?
- Нужны запчасти. Может быть, проще купить подержанный.
- Может быть, - согласился я. - Встретимся в «Техасе» через несколько минут.
Не разговаривая друг с другом, мы с Берил поехали по Триста первой, повернули налево, на Мэйн и затем направо по Лемон, на Вторую улицу. Мы добрались до «Техаса» раньше Эймса, но ненамного. Он поставил свой мотороллер рядом с моей машиной. Места было предостаточно.
- Эймс позаботится о вас, - сказал я, протягивая ему чемодан.
- Я всю жизнь заботилась о себе сама. Вряд ли стоит это менять.
- Вы любите чили и хорошие гамбургеры? - спросил я.
- Я столько их подавала, что умею отличить хорошие от плохих.
- Попробуйте их у Эда, и тогда мы поговорим.
Я снова сел в машину, но, прежде чем я успел закрыть дверь, Берил спросила:
- Вам нужны еще деньги?
- Нет, спасибо, - сказал я. - Вы дали много вперед.
- Выставите мне полный счет, когда найдете Адель.
- Не упущу ни пенни, - сказал я.
Оставив их на тротуаре и проехав пять кварталов, я оказался у офиса Джеффри Грина за десять минут до назначенного времени. Против ресторана «Каригуло» было одно место для машины, между зеленым «Саабом» и синим «Роллс-Ройсом». На стекле «Роллса» белела бумажка с надписью «продается».
Узкий проход между антикварной лавкой «Золотое руно» и магазинчиком «Восточные ковры Робинтайна» вел в мощенный яркой плиткой маленький дворик с фонтаном в центре. Табличка на большой деревянной двери с золоченой ручкой, справа от фонтана, гласила: «Фергюс и сыновья». Интересно, подумал я, чем занимаются Фергюсы, чтобы платить аренду за свое помещение. Налево от фонтана похожая дверь имела табличку «Джеффри Грин, доктор медицины, доктор философии». Я открыл ее и оказался в выстланной коврами приемной, в два раза большей, чем обе комнаты моего офиса. Я назвал свое имя величественной секретарше, чей внушительный бюст красовался в окошечке с раздвижными стеклами, и она предложила мне сесть. Кроме меня в большой приемной с зеленым ковром была только молодая нервная женщина лет двадцати с коротко остриженными черными волосами, которая в этот день явно не позаботилась о своем туалете: ее коричневая юбка совершенно не подходила к серой блузке. Она быстро перелистывала журнал, взглядывала на часы на стене, на аквариум с разноцветными тропическими рыбками и снова возвращалась к журналу. Я дочитал до середины статью о Клинте Иствуде в «Энтертейнменте», когда дверь кабинета Грина открылась и он вышел в приемную. Он был один. Если он принимал пациента, тот мог уйти только через другую дверь.
Джеффри Грину было около сорока лет. Темный костюм, великолепная копна черных волос. Я мог бы побиться об заклад, что в свободное от практики время он занимается альпинизмом или горными лыжами.
- Я буду в вашем распоряжении через несколько минут, Дороти, - сказал он нервничавшей женщине, которая, нахмурившись, кивнула.
- Мистер Фонеска? - спросил он, глядя на меня. - Проходите, пожалуйста.
Я прошел за ним в кабинет. Он раздвинул портьеры на окне, за которым открылся вид на маленький ухоженный сад, залитый солнцем и ограниченный стеной, отделанной красивой керамической плиткой.
Кабинет казался небольшим по сравнению с приемной, но очень уютным. Стол, стул, небольшой диван и два кресла - все в приглушенных синих тонах, немного золота. Картина на стене изображала женщину, стоявшую на холме на фоне руин замка и глядевшую вниз, в долину. Лица женщины не было видно.
- Вам нравится? - спросил Грин, садясь за свой стол и предоставляя мне выбирать между диваном и одним из стульев. Я выбрал стул.
- Картина? Да, - сказал я.
- Ее написал один из моих пациентов, художник. Мы много говорили с ним о живописи.
- Она... - начал было я.
- Да, готическая, таинственная.
- Я хотел сказать - очень меланхолическая.
- Согласен. Простите, мистер Фонеска, но я должен перейти к вашим вопросам. Меня ждет пациентка.
- Я понимаю. Мелани Леннелл Себастьян...
- Я не могу рассказать вам о том, почему она посещала меня и о чем мы беседовали, - проговорил он мягко.
- А что вы можете рассказать мне о ней?
Он откинулся на спинку стула, взял остро очинённый карандаш, снова положил его, посмотрел в окно.
- Мелани Себастьян - выдающаяся женщина. - Он тщательно подбирал слова. - Она очень много пережила. Город, где она выросла...
- Огден, штат Юта, - сказал я.