В одном городе родился мальчик с невиданным доселе уродством: на его спинке торчали два безобразных выроста. Очень скоро слух о необычном ребенке дошел до самых окраин, и под окнами дома, где жила семья мальчика, то и дело собирались зеваки, гомонили, шептались, и одно слово звучало рефреном. Это было слово «урод».
Нетрудно догадаться, какая нелегкая судьба была уготована ни в чем не повинному созданию.
Мальчик, которого мать назвала Пашей, рос, выросты тоже росли, вдобавок покрываясь чем-то белым. Их нельзя было спрятать ни под какой одеждой, и видно их было издалека. Стоило Паше только показаться на улице — и уже поют соседские дети песенку-дразнилку, уже летят в него камушки и яблочные огрызки.
— Урод! Урод!..
Те дети, которые не глумились, либо шарахались от него, как от зачумленного, либо с любопытством наблюдали издалека, но подойти не решались. Мальчик был несказанно рад, когда одна девочка подошла к нему и, робко улыбнувшись, протянула руку для знакомства. Он улыбнулся в ответ, но тут раздался властный голос ее матери:
— Отойди от него! Он — урод.
Придя домой в слезах, Паша спросил мать:
— Мама, а может, я и вправду. урод?
— Нет, — ответила она, — ты — не урод.
— Но они говорят, что я — урод!
— Ты просто не такой, как они.
Ее слова не произвели на ребенка никакого впечатления. Раз не такой как все — значит, урод — и надо смириться с этим.
Но не только выросты на спине делали его «уродом». В Пашину голову то и дело лезли мысли, никем и ничем не предусмотренные. Он никак не мог понять, почему он должен любить то, что ему противно и ненавидеть то, что им любимо. Странно, но в минуты таких размышлений он переставал чувствовать себя уродом, и, хотя он молчал, его выдавали глаза. Если же Паша, наивный и любознательный, как все дети, вслух задавал какой-нибудь невинный вопрос, учительница выходила из себя. Она кричала на Пашу, никогда не забывая напомнить, кто он такой и где его место, но и тогда видела в заплаканных глазах ребенка что-то непонятное, нездешнее.
Шло время. Паша из несчастного мальчика превратился в несчастного юношу со снежно-белой кожей, густыми темными волосами до плеч и прекрасными карими глазами, опушенными черными, по-девичьи длинными ресницами. Если бы не злополучные выросты, его можно было бы назвать красавцем, и от этого бедняге становилось еще обиднее: судьба словно смеялась над ним! Неудивительно, что он почти разучился улыбаться, и с лица его никогда не сходило печально-напуганное выражение.
Ему шел двадцать первый год, и все эти двадцать лет он был окружен непониманием, злобой, брезгливым отвращением, ухмылками, дразнилками и обидными кличками. Двадцать лет его прогоняли, презирали, отталкивали, задирали. Двадцать лет слово «урод» заменяло ему имя.
Во всем городе только мать любила его таким, каким он был, и, как могла, утешала его.
Любимым временем суток у Паши была ночь. Ночью его если и называли уродом, то только в кошмарных снах. Такие сны мучили его нередко, но были и другие, прекрасные сны, в которых он видел темно-синее, почти черное ночное небо, усеянное множеством ясных звезд. Они были так близко и так приветливо мигали ему, что на его губах невольно появлялась улыбка. Какая-то неведомая сила несла его навстречу им, и непонятная легкость чувствовалась во всем теле, а на душе было светло и радостно. Проснувшись, он еще несколько секунд ощущал эту радостную легкость, но она исчезала, так быстро и неумолимо, таяла, как дым и надо было снова возвращаться в мир, которому он нужен только в качестве объекта насмешек и нападок. А как хотелось еще хоть миг полюбоваться чарующим звездным сиянием!..
Он любил рассказывать эти сны матери, она улыбалась и ласково трепала его по волосам. Юноша закрывал глаза и клал голову ей на плечо. В эти минуты он чувствовал себя не таким отверженным и несчастным, но когда мать умерла, его жизнь превратилась в настоящий ад.
Единственно, что спасало его — сны и мечты и другом, нездешнем звездном мире. Когда Паша думал о звездах, он забывал об окружавшей его действительности, и однажды это сыграло с ним злую шутку.
Жарким июльским днем Паша сидел в саду на скамейке, думая о своих звездах. Ему было хорошо, и он улыбался. Юноша не видел и не слышал, как к нему подошли двое неопрятных подростков и нагло уставились на него, хихикая и показывая пальцами.
— Че ты лыбишься, урод?
Грубый вопрос мальчишек заставил Пашу заметить их.
— Звездам, — Паша хотел ответить спокойно, но голос его чуть дрогнул.
— Че? — прыснули подростки, — Да он не только урод — он еще и псих! Какие звезды днем? Псих ненормальный! В дурдоме ему самое место!..
С того дня несчастного парня стали считать не только уродом, но и сумасшедшим.
Однажды вечером Паша шел домой. Темнело, и на небе уже показались первые звезды. Юноша грустно посмотрел на них и вздохнул:
— Вы так далеко.
Долго любоваться звездами ему не пришлось: навстречу бежали хорошо знакомые мальчишки.
— Урод! — закричал они издалека, показывая пальцами, — Урод!
Паша молчал. Он не хотел показывать им своей боли.