Месть

В Реховоте все жители Израиля были для него просто израильтянами. Конечно, он видел разницу между евреями, рожденными в Израиле, сабрами, каким он был сам, старыми поселенцами, как его родители, приехавшими в Израиль еще до провозглашения независимости, и недавними иммигрантами, которые даже не говорили на иврите, но разница эта была незначительной. Существовали в Израиле и религиозные евреи (хотя в Реховоте их число было мало), которые своим видом и поведением больше напоминали евреев гетто, евреев Катастрофы, несмотря на то что не только они сами, но и их предки — и не в одном поколении — родились в Израиле. Они носили черные кафтаны, шляпы с широкими полями и пейсы, заправленные за уши. Но о существовании особой подгруппы — «екке» — Авнер никогда раньше не слышал.

Живя в кибуце, он научился различать типы израильтян в соответствии с тем, как они сами себя определяли. Большинство ребят в кибуце принадлежали к так называемым галицийским евреям. В представлении Авнера это были вульгарные, нагловатые, невежественные евреи из восточно-европейских стран. Он же был «екке» —цивилизованный и образованный сабра, выходец из Западной Европы. Однако постепенно Авнер пришел к выводу, что принадлежность к той или иной группе определялась не столько тем, откуда родом был тот или иной человек, сколько специфическими чертами характера. Однако все же считалось, что Галиция — восточная провинция старой Австро-венгерской империи — была родиной лживых, спаянных общими корыстными интересами ев реев-взяточников, принадлежащих к низшим слоям общества. Нельзя отрицать, конечно, что эти евреи были сообразительны, по-своему умны и энергичны. К тому же у них было превосходное чувство юмора — Авнер полностью отдавал себе в этом отчет. Часто эти евреи были мужественными, горячо преданными Израилю людьми. Но подозрительность и недоверчивость были для них типичны. Их духовные интересы были ничтожны, и их жизнь определяли практицизм и прагматические устремления. Они обманывали и лгали, они зачастую были прожженными жуликами. В их лексиконе обычными были выражения «своя рубашка ближе к телу» или «надо уметь снимать сливки». При этом они крепко держались друг за друга точно были членами одной семьи. Разумеется, не все они были выходцами из Галиции. Но всех, кто обладал этими качествами, было принято называть «галицийцами».

«Екке» прибыли в Израиль из Германии или других стран Центральной Европы. Однако, откуда бы они ни приехали, всех их объединяла одна особенность — они были европейцами в лучшем смысле этого слова. Они никогда не знали черты оседлости, не жили в гетто или в маленьких городках. У них не было и этого инстинкта преследуемого животного — выжить во что бы то ни стало, который был так силен в галицийцах. «Екке» были людьми вежливыми, воспитанными и чистоплотными. Они покупали книги, слушали классическую музыку. Конечно, находились и галицийские евреи, которые читали книги и любили не только джаз, но у «екке» были свои представления о европейской цивилизации. И это было существенным. Они видели будущий Израиль как некий вариант Скандинавии для евреев — с симфоническими оркестрами, исполняющими Бетховена, с картинными галереями, где висят полотна Рембрандта.

И гражданские добродетели «екке» представляли себе иначе, чем галицийцы. В трудные времена, полагали они, на все предметы потребления должны быть введены карточки и люди выстроятся в стройную очередь, чтобы получить то, что им причитается. Они были способны выполнять или отдавать распоряжения, но не были способны изворачиваться и приспосабливаться. «Екке» были людьми методичными и пунктуальными, может быть, чуть-чуть напыщенными. В своем городе Нахарии они строили дома, располагая их аккуратными, ровными рядами. Возможно, что немецкий дух был им свойственен в большей степени, чем самим немцам.

Авнер понимал, что чувство спаянности между галицийцами, не было направлено против него лично. Просто они заботились о «своих», то есть практически о евреях из Восточной Европы, в большинстве своем из Польши и, пожалуй, из России. Это был какой-то заколдованный круг. Лучшие рабочие места и прочие преимущества доставались им. Руководство кибуцем находилось в их руках, казалось — навсегда. Если возникал вопрос о том, кого из детей послать, например, в медицинскую школу, не имели значения ни отметки, ни способности. Внешне это носило вполне демократический характер — вопрос решался голосованием на общем собрании кибуца. Но можно было не сомневаться в том, что тот, кому будут отданы голоса, окажется галицийцем.