Месть Адельгейды. Евпраксия

До начала марта Берсвордт совершенно не проявляла злых намерений относительно государыни: обе они почти не общались, сухо раскланиваясь при встречах. Ксюша всегда ходила в окружении своих камеристок и каммерфрау, только изредка совершая конные прогулки с Конрадом. Подступиться к ней Лотта не могла.

Между тем время поджимало: на 15 марта был назначен отъезд посольства в Неаполь ко двору князя Рожера. (Поясним в скобках: Юг Италии много лет находился в руках норманнов, выходцев из стран Скандинавии, христиан, признающих Папу Римского. Много раз они воевали с предками Генриха IV и самим Генрихом, но ни те ни другие победить не смогли, так что Апеннинский полуостров — «сапог» — оставался разделённым на две части.) Немка понимала, что должна действовать стремительно, и не знала как. Выкрасть императрицу не представлялось возможным — это ясно. Да посланница государя и не собиралась оставлять Адельгейду в живых. Смерть — одно решение. Но каким образом? К кухне доступа она не имела, так что отравление приходилось отбросить. Нападение в коридоре с кинжалом в руке тоже немыслимо — слишком много защитников и защитниц. В комнату к Евпраксии тайно не проникнуть — поместили беглянку в угловую башню, совершенно недоступную с внешней стороны... Положение шпионки было практически безнадёжным.

Тем не менее выход она придумала.

Сделала вид, что увлечена конными прогулками, и в числе прочих составляла свиту Конраду на его верховых поездках с мачехой. И тем самым превратилась в своего человека на дворцовой конюшне. А 14 марта, накануне своего отъезда на юг, заглянула в стойло — якобы для того, чтобы осмотреть предназначенного ей рысака; незаметно завернув к лошади Адельгейды, выплеснула в торбу с овсом специально приготовленное снадобье медленного действия... И благополучно оставила место преступления.

Делегация отбыла из замка утром 15 марта. Лотта горячо распрощалась с Конрадом и Матильдой, и никто ничего дурного не заподозрил. «Может, я напрасно относилась к ней с подозрением? — думала маркграфиня. — Ну да ладно. Если миссия к князю Рожеру будет успешна и фон Берсвордт проявит себя с положительной стороны, можно будет взять её в своё окружение. Женщина она неглупая и наверняка пригодится».

«Слава Богу, что она уезжает, — рассуждала при этом Ксюша. — Я её боюсь. Не желаю видеть».

А сама дворянка внутренне посмеивалась: кто теперь подумает о ней плохо, если что случится?

Утром 17 марта Евпраксия и Конрад вновь отправились на прогулку. Пригревало солнце, зеленела листва, птицы распевали на ветках, воздух был прозрачен и свеж. Ясное голубое небо радовало глаз. Горные тропинки, по которым они спускались к реке, совершенно уже сухие, не давали оснований для опасений, что копыта могут скользить. А река бурлила, и вода, разбиваясь о прибрежные камни, брызгала им в лицо. Мачеха и пасынок хохотали от счастья.

Им обоим в ту пору исполнилось двадцать пять. Но она выглядела лучше — худощавая, порывистая, улыбчивая; он же, грузный, неповоротливый, говорил и действовал не спеша, а ходил с одышкой. Но во время прогулок преображался, отпускал неуклюжие комплименты и пытался даже шутить. На обратном пути Адельгейда сказала:

— Вот вернётся посольство с согласием князя Рожера на ваш брак с его дочерью — и прогулкам этим придёт конец.

— Ну, до свадьбы ещё далеко, — утешительно отозвался Конрад. — Если сговорятся, то её назначат на будущую весну. Значит, сможем нагуляться как следует.

— Я ведь не о свадьбе одной. В мае состоится ваша коронация, вы поселитесь в Павии... Ну а я — неизвестно где.

— Тоже в Павии. Неужели не составите мне компанию?

— Вы меня приглашаете?

— Ну, само собой. Мой дом — это ваш дом.

Государыня залилась румянцем:

— Конрад, я сгораю от счастья! У меня нет слов...

Принц ответил ласково:

— Вы же знаете, ваше величество, как я вас люблю... по-сыновьи, по-братски... И не вы, но я сгораю от счастья, что смогу и впредь оказывать вам знаки внимания... совершенно невинные и безгрешные, лишь от чистого сердца.

— Я теперь спокойна за своё будущее. Ну, по крайней мере, на этот год, до приезда княжны Констанции — вашей невесты.

— Что изменит Констанция? Ничего ровно. У меня нет сомнений, что она будет уважать вас как мачеху.

— Дал бы Бог, дал бы Бог... — Евпраксия вздрогнула: — Вы заметили или показалось?

Немец удивился:

— Я не понимаю...

— Лошадь подо мной странная какая-то. Вроде припадает на правую заднюю ногу. Ой! Вот видите?

— Да, слегка качнулась. Пустяки, бывает.

— Нет, смотрите, смотрите...

Оба поднимались по довольно крутой тропинке — несколько человек охраны и свиты спереди и сзади. А кобыла под государыней то и дело дёргалась и мотала головой — вроде в недовольстве. Конрад произнёс:

— Вот сейчас поднимемся на площадку, и велю заменить вам конягу.

— Господи, да она сползает... Помогите, помогите! Дайте руку! — Но схватиться, к сожалению, не успела и, качаясь в седле вместе с потерявшей равновесие лошадью, стала падать в пропасть.