Акулов был удивлён. Никогда бы не подумал, что сестра окажется столь щепетильной в подобных вопросах и сможет преодолеть извечное женское любопытство. Он бы определённо не смог. Правда, его стремление к полной информированности было сугубо профессиональным.
— Вы меня слушаете?
— Извини, немного отвлёкся. Что ты сказал?
— Я сказал, что буду максимально откровенным, как просила Виктория. Не знаю, поможет ли это вам в розыске преступника, но, может быть, вы перестанете подозревать меня. Я родом из Петербурга. Предки до сих пор там живут, но я давно не поддерживаю с ними никаких отношений. Так получилось. В нашей семье была сложная… ситуация. Окончил школу, поступил на журфак. Дядя мой постарался, организовал несколько публикаций в ведомственных газетах, в приёмной комиссии замолвил словечко. Без него б меня, конечно, срезали. Два курса отучился нормально, а потом случилась размолвка с родителями. Пришлось начинать жить отдельно. На стипендию не разгуляешься, за статейки, которые иногда удавалось куда-то пристроить, платили гроши. В то время я серьёзно занимался спортом. Имел первые разряды по гребле и плаванию. Боксировал немного, боролся. Друзья-спортсмены и подсказали выход. Девяносто второй год стоял на дворе, так что сами понимаете, куда меня могли пригласить с такими материальными потребностями и талантами. Я попробовал, посмотрел. На меня посмотрели. Пришёлся ко двору. Назывались мы «малышевскими». В то время эта марка дорого стоила! Денег стало хватать. С родителями рассорился окончательно. Много чего натворить довелось. Но крови на мне нет, это точно. Казалось, что такая жизнь будет вечной. Рисковали, конечно, но наш риск хорошо окупался. Не всем так везло, но я с самого начала попал в крутую бригаду. За неполный год сменил пять тачек, две квартиры. Сколько в кабаках было оставлено — не сосчитать. Я же говорю, думал, что такая лафа никогда не закончится. А она продолжалась всего восемь месяцев. В октябре Александра Ивановича посадили, многих других авторитетов. И почти всю мою бригаду. Я случайно уцелел, из-за этого потом подозревали, что это я всех вломил. Ну, не всех, конечно, а своих, с кем непосредственно работал. Объяснился я, сняли все подозрения. Но работы не стало. Трудные пошли времена. Слышали поговорку: из грязи — да в князи? В точности про меня, только наоборот. То есть сначала именно так было, как в поговорке, а потом наоборот. Ни машин, ни крыши путевой над головой, ни денег. Учёбу я ещё раньше забросил, не отчисляли только потому, что я бабки засылал кому надо. Как только денег не стало, меня сразу отчислили. Я и не ерепенился, давно понял, что журналистом не стану. В РУОП меня несколько раз дёргали, напрягали на показания. Выкрутился кое-как, хотя крови мне попортили немало. Чем только не приходилось заниматься, чтобы на жизнь заработать! В двух охранных предприятиях балду пинал, с «казанскими» пробовал крутиться. Кое-как перебивался с хлеба на воду. А в начале девяносто четвёртого года нашёл меня один человек. Я могу назвать фамилию, но это мало что даст. Его давно нет в живых, да и не знает его здесь никто, он всю жизнь в Питере прожил. Мы с ним познакомились, когда я у Малышева работал. Он тоже в той структуре состоял, был кем-то типа бригадира, только с особыми полномочиями. Знали мы друг друга немножко, хотя особых дел совместных никогда не было. Он мне почему-то доверял. Так вот, вышел он на меня и предупредил, что меня готовятся арестовать. Якобы скоро у Малышева должен быть суд, и РУОП подчищает все хвосты, сажает тех, до кого в своё время не дошли руки. Некоторых уже оприходовали, теперь настал мой черёд. Показал копии секретных милицейских бумажек, в них везде моя фамилия стояла и многие мои подвиги досконально описаны. Короче говоря, загрузил меня по полной программе. Повёлся я, как полный лох. До того дошло, что я сам начал у него совета просить. Он и ответил, что есть один выход. Не буду подробностями утомлять, там много всякого было, но оказался я в конце концов в вашем городе. Здесь и познакомился с Гмырей.
Поначалу мы не сошлись. Он маленький был, метр пятьдесят восемь ростом, но такой ершистый! Чуть что не по нему — сразу в драку. Зверел до невозможности! Остановить его было нельзя. Только пулей. Не хотел я его старшинство признавать… Потом договорились, распределили обязанности.