Месть Альбиона

Русская революционная община в Лондоне была невелика, – несколько десятков человек. Старшими в общине считались народник Лавров и анархист Кропоткин. Пёстрый был народец, разношёрстный, погрязший в идейных разногласиях. Каждый – от разночинца до дворянина – ненавидел власть, каждый жаждал свернуть шею царизму, но никак не могли сойтись в методах. Собираясь на своих тесных квартирах, обсуждали новости из России, спорили до ругани, хватали друг друга за грудки и никак не могли прийти к общему мнению.

– Почему власть в России творит всё, что хочет? – громко спрашивал худой длинноносый брюнет Кацнельсон, обводя товарищей гневным взглядом угольных глаз, и сам себе отвечал: – Потому что народ наш исконно крестьянский живёт в беспросветной нищете и бесправии. Просветить его, объяснить, что все люди рождаются свободными и равными в правах, – вот наш долг, вот наша задача. Только просвещённый землепашец способен на революционный протест, разве неясно?

– Просвещали уже, – бесцеремонно перебивал русобородый Данилов, яростно пыхтя папиросой. – Забыл, что ли, как тридцать лет назад студенты ходили в народ, – разъясняли, агитировали? А чем кончилось? Землепашцы твои любезные вязали их, как баранов, и сдавали местным исправникам. Вот тебе и всё просвещение. Ты хоть раз живого крестьянина видел, теоретик? Тёмные они, тупые, забитые.

– Революцию делают не букварями, а бомбами, – скрипел коротышка Игнатов. – Чем можно всколыхнуть народные массы, да так, чтобы до печёнок пробрало? Только террором!

– Много твой террор помог, да? – гортанно возражал скептик Восканян. – Вот только что царя в расход пустили, а революции как не было, так и нет. Зато, считай, партию потеряли… Дороговато Алексашка обошёлся, а?

Дальше начинался гвалт, в котором терялась нить спора, а порой и здравый смысл в придачу.

Однако при всех разногласиях революционеры цепко держались друг за друга. Кухонные споры и посиделки под дешёвый виски или просто чай были лекарством от тоски по родине. Собравшись вместе, можно было ненадолго забыть о чужом неуютном Лондоне, вспомнить русские берёзы, спеть «Дубинушку» или «Эх ты, степь широкая». В свободное же от посиделок время, забыв о спорах, товарищи рука об руку выпускали журналы «Хлеб и воля», «Накануне», «Народоволец». Революционные брошюрки и листовки тоже выпускали. Всё это бумажное добро каким-то образом уходило в Россию и растворялось на бескрайних просторах империи.

Побывав на двух-трёх революционных вечеринках, Арсений решительно сказал Столярову:

– Что-то я не пойму, зачем Андрей меня сюда прислал. Лясы точить по вечерам? Чаи на кухнях гонять? Так я по другой части. Ты вроде говорил, что будет мне какое-то дело. Когда и какое?

Столяров покачал головой.

– Насчёт «лясы точить» – это ты зря, – неодобрительно заметил он. – В таких вот спорах рано или поздно родится революционная истина… А дело тебе есть. Перво-наперво должен ты выучить английский язык. Да так, чтобы от зубов отскакивало. Для этого со следующей недели вместе с пятью нашими товарищами начнёшь ходить на специальные курсы на Уайтчепель Хай-стрит. Здесь неподалёку. Курсы организовали местные филантропы, специально для русских эмигрантов.

Арсений разозлился.

– Да на кой мне ляд этот язык? – хмуро спросил он. – Я что тут до конца жизни торчать собрался? Я на такое дело не подписывался.

– Не дури! – резко сказал Дмитрий. – Сказано выучить, значит, выучишь, как миленький… Ты пойми, – продолжал он уже спокойно, – здесь, в Англии, есть люди и целые организации, которые нам сочувствуют. Помочь могут много чем. С ними надо общаться, договариваться, – словом, работать. Ты парень умный, опытный, хотим тебя привлечь к этому делу. А как ты будешь с ними объясняться? На русском, что ли?

– Что за люди? Что за организации? – спросил Арсений, глядя исподлобья.

– А ты не торопись, – посоветовал Столяров, кладя руку на плечо. – Знаешь, как в Англии говорят? «Step by step». Шаг за шагом, значит. Дойдёт и до конкретных задач. А пока считай, что курсы – это твоё партийное поручение.

С курсов-то всё и началось.

Учились по вечерам в муниципальной школе Уайтчепеля. Маленькое здание и небольшой класс с неказистыми столами и стульями напомнили Арсению собственную церковно-приходскую школу. Унылая печать бедности навсегда проштамповала обшарпанные полы и стены комнаты. Но вот преподавательница мисс Деррик оказалась выше всяких похвал.

Девушка была привлекательной… нет, не так. Красивой она была, и очень: высокая, темноволосая, с тонкой талией, с продолговатым лицом, на котором светились большие глаза, а черты были невыносимо правильны. Сметанно-белая кожа, ровные зубы, изящная, без единой морщинки, шея… Бриллиант, блеснувший вдруг сквозь туманы Ист-Энда. При виде мисс Деррик Арсению стало неловко за свой дешёвый клетчатый костюм и скрипучие башмаки, прикупленные на рынке в Петтикоут-Лейн. Да и вообще как-то неловко…

Уже на второй неделе занятий выяснилось, что в маленькой группе революционеров лучший студент – это Арсений.