Месть базилевса

Внизу факелы, конечно, зажгли. В спертом, подземном воздухе горело плохо, чистое горючее масло, что пропитывало ветошь факелов, чадило нещадно. Но видно все-таки. Неровное, дергающееся пламя осветило рукотворные своды и стены, где просматривались контуры старой кладки. Кое-где проступали белесые пятна плесени, но, в общем, сухо и чисто. По руслу, тоже выложенному камнем, неторопливо текла темная вода, казавшаяся в тусклом свете масляной. Вдоль русла – каменная дорога, двое могут идти рядом, хотя временами приходится пригибаться. Мастера древности строили водовод на века. Века и стоит.

Кто-то из молодых воинов сунулся проверить глубину русла и провалился по пояс. Старшие воины обругали любопытного.

– Черные воды Стикса… – сказал базилевс не слишком понятно. И тут же перекрестился: – Прости меня, Господи!

– Все, что ли?.. Пошли! – скомандовал Гуннар. Его голос, отразившись от сводов, стал гулким и неузнаваемым.

Двинулись. Мерный шаг, топот множества ног, бряцанье оружия, сдержанные перешептывания воинов. Почему-то громко говорить не хотелось…

В подземелье быстро теряешь ощущение времени. Это Любеня помнил по Пещере Великанов, при испытаниях во время вступления в братство острова. Здесь – то же самое. Прошло какое-то время, небольшое, наверное, и он уже не мог бы ответить – сколько они идут? Может, наверху уже утро, развиднелось, солнце взошло над морем, в лагере армии ромеев трубят зорю… Здесь все то же – топот, бряцанье, гулкие шорохи, шепот. Коридор водовода тянулся и тянулся. Монотонность и бесконечность – родные сестры.

Шли. Сколько же может тянуться эта рукотворная пещера? Вроде, поверху до города-то недалеко… Свет коптящих факелов разгонял тьму, но она снова смыкалась за спинами, словно бы недовольная, что ее потревожили. Густая, плотная, почти осязаемая, хоть режь ножом на куски…

По дороге кто-то споткнулся о скелет. Кости громко хрустнули под ногами, череп откатился в сторону. Старшие со знанием дела осмотрели останки, решили – давно лежит. Может, не первую сотню лет.

Шли дальше.

– А мне рассказывали, в подземельях под городом часто поселяются души невинно убиенных. Тех, кто был изведен неправедно, ложью или предательством, – вдруг сказал один из чернокожих телохранителей базилевса. Сказал негромко, второму телохранителю, но все оглянулись.

Оказывается, есть языки и у немых стражей.

– Глупости говорят! Душам невинных страдальцев место в раю, – ответил ему сам базилевс. – Они не лягушки, чтобы жить у воды, и не крысы, чтобы шнырять под землей. Это так же верно, как и то, что предателям и изменникам уготован адский огонь на веки вечные!

Чернокожий, блестя белками, угодливо закивал повелителю, снова становясь безгласным. Риномет нахмурился и размашисто перекрестился несколько раз подряд. Христиане вообще часто делали этот свой защитный знак, давно заметил Любеня. В дружине шутили: так часто обращаются к своему Спасителю – надоели, наверное, ему как заноза в заднице. Воистину, терпеливый бог…

Гуннар перевел слова базилевса и телохранителя остальным, кто не понимал по-гречески.

Северяне оживились.

– Пусть упадет мне на голову молот Тора, я никогда не боялся живых ромеев, с чего бы мне пугаться их бестелесных душ… – проворчал Ингвар Широкие Объятия.

– Проклятье богов им на головы, я иду в Константинополь, и ни мертвые, ни живые меня не остановят! – храбро поддержал его Хальфур Пегий.

Тем не менее многие дружинники начали чаще оглядываться, заметил Любеня. Мертвые – коварны, часто завидуют и вредят живым. Кто этого не знает?

Решетка, перегораживающая проход, возникла на их пути так неожиданно, что первые чуть не воткнулись в нее. Железные прутья в хлопьях ржавчины, но массивные, едва не в руку толщиной, огромный замок от времени прикипел к петлям.

Косильщик, шедший впереди, внимательно осмотрел ее, подсвечивая себе факелом. Задумчиво почесал большим пальцем щеку. Рядом зло выругался Юстиниан.

– Дай-ка я, брат, – выступил вперед Ингвар.

Схватился своими огромными лапищами, навалился, наливаясь кровью. Ему на помощь поспешили еще несколько дружинников, кто покрепче. Вместе нажали, покрякивая. И решетка вдруг дрогнула, поддалась, концы прутьев начали выскакивать из гнезд в полу с тугим металлическим звоном.

Своротили, откинули в сторону.

– Где железо из кладки выходит, там всегда быстрее ржавеет, – пояснил Ингвар, отряхивая руки. – С виду – крепкое, а нажать – ломается.

– Уж ты нажмешь… – улыбнулся Гуннар.

За решеткой проход начал расширяться. Скоро вышли на берег настоящего подземного озера. Своды круто уходили вверх, а другого берега и не видно. Звуки здесь стали еще громче, каждый шорох усиливался многократно. Гнилостно пахло застоялой водой, где-то громко и отчетливо стучали капли. Вроде даже что-то плескалось в отдалении. Рыба подземная?

– Знали бы, что здесь столько воды, пошли бы на драккаре! – оскалился молодой воин Хенри.