Месть Бела

И так киммериец существовал изо дня в день, с раздирающей душу тревогой, которая усиливалась по мере того, как приближался вечер и надо было отправляться на ночлег. В своей постели на втором этаже постоялого двора при трактире «Кровавые кони» он закрывал глаза... и кошмар повторялся.

Однако — каждый раз по-другому. Всякий раз сон дополнялся новыми подробностями. Чем дальше Конан уходил по подземному коридору, тем больше появлялось деталей, тем естественнее, ощутимее становился коридор. Со временем (ночь на четвертую) он заметил, что неровности на каменных стенах действительно не случайного происхождения и, стало быть, рукотворны. В одно из «посещений» таинственного подземелья, во время медленного, но непреклонного движения к какой-то загадочной цели, Конан попытался сконцентрироваться и рассмотреть-таки, что же собой представляют в действительности (хотя — подходит ли в этом случае слово «действительность»?) странные выступы и впадины на стенах.

И лучше бы он этого не делал.

Потому что каменные неровности неожиданно оказались тысячами, миллионами мелких грубоватых барельефов — накладывающихся, наползающих один на другой, сплошь покрывающих бесконечную каменную поверхность. Люди и демоны, звери и чудовища, создания земли и порождения темных сил сплетались друг с другом, ласкали друг друга, отрывали друг у друга куски плоти, совокуплялись... Больше Конан по сторонам не смотрел. И — против воли — шел все дальше и дальше. И с каждым шагом ужас его нарастал, наполнял душу душной липкой мглой, выплескивался через край, сжимая горло и не выпуская рвущийся наружу вопль.

Но киммериец готов был вечно брести по мрачному коридору, ночь за ночью, всегда, до последнего вдоха... лишь бы так и не достигнуть роковой цели, где его ждал, откуда его звал некто.

Однако на четырнадцатую ночь он окончил свой путь по призрачному подземелью.

Он достиг двери, что преграждала дальнейшее продвижение — двустворчатой, толстой, дубовой, полукруглой, как и сам коридор... Там, за этой дверью, его ждали, он знал это.

Сон оборвался.

* * *

Конан помолчал. В горле пересохло, и он, не спрашивая разрешения, долил себе в кружку вина. Выпил мелкими глотками до дона.

Молчал и Симур, сдвинув кустистые брови к переносице.

— Наутро я проснулся отчего-то совершенно спокойным, — тихо продолжал киммериец. — Нет, страх не исчез... но человек ведь ко всему привыкает, — даже к страху, не так ли? Я разозлился. На себя. Я подумал просто: хватит. Пора кончать с этим мучением. Чего зря тянуть? Войду в дверь эту треклятую, а там будь что будет. Погибну или нет — плевать. Зато пытка прекратится. И стал с нетерпением ждать вечера. Даже не выходил никуда из своей комнаты.

Глава четвертая

А за таинственной дверью обнаружился небольшой полутемный зал с низким потолком, под которым, скрывая его форму, клубился зеленоватый светящийся дым. Лишь изредка дым местами рассеивался, и взгляду киммерийца открывались влажные, сочащиеся густой слизью сталактиты, похожие на клыки исполинского чудовища...

— Ага, — послышался гулкий, напоминающий угрожающий вой ночного зимнего ветра в дымоходе, голос. В нем этом не было злобы — одно лишь чувство удовлетворения. — Вошел все-таки. Значит, ты не совсем пропащий...

Конан с трудом оторвал взор от завораживающе медленного кипения дыма под потолком. Посреди зала лежала большая гранитная плита, иссеченная множеством трещин; на плите стоял грубый каменный стол и два каменных же кресла; в одном из кресел восседал человек. Но — человек ли?

Мужчина то был, женщина или же нечеловечьего облика выходец из глубин Подземного Мира, понять Конан не мог: существо куталось в просторное черное — чернее бездны — одеяние с капюшоном, в тени которого скрывалось его лицо (или морда?).

— Давай-давай, Конан, подходи ближе, не трусь, — продолжало существо. — Ты ведь ждал встречи со мной, не так ли?

На негнущихся ногах киммериец приблизился к плите. И остановился:

— Я тебя не знаю, — хмуро сказал он. Существо рассмеялось — лающе, хрипло, отрывисто:

— Как же, не знаешь! Не обманывай себя, Конан. Не ты ли проклинаешь кого ни попадя моим именем? Не ты ли возносишь мне хвалу, когда удается выйти сухим из воды после очередного воровского дельца? Кто должен, по-твоему, оберегать и хранить всю вашу воровскую братию?