Месть Бела

Конан почти до крови закусил губу — и не почувствовал боли.

— Да. Я — Кром, — внятно и твердо произнес он, наклоняясь над умирающим. — Я пришел, чтобы наказать изменивших мне Богов. Ты заслужил мою милость. Ты будешь там среди героев.

Коэн улыбнулся. И умер.

Глава девятая

Не было других сейчас чувств у варвара, кроме ярости. Кром, говорите... Что ж, будет вам Кром...

Пятеро оставленных у Ворот стражников, услыхав, как с грохотом распахнулась дверь, ведущая из Покоев Богов к Воротам, вскочили, подхватили дротики.

Конан с телами двух мертвых «богов» на плечах выскочил на вымощенную булыжником площадку перед воротами и заорал:

— Все сюда! Внемлите мне и запоминайте! Я — Кром! Я пришел в Дзадишар, я вернулся в мир! И я убил ваших Богов! Вот они, держите! Они предали меня, они предали вас!

Он сбросил с плеч то, что было недавно Адонисом и Деркэто. Стражники, двинувшиеся на незнакомца, остановились, услышав падение тел на булыжник и пугающие раскаты сильного голоса:

— Идите же, коснитесь их! Ты, самый маленький, со шрамом на левой щеке, тот, что закусил кулак. Ты, без двух пальцев на правой кисти, ты держишь палку двумя руками и кусаешь губу. И ты, с цепью на шее — старшина, небось? — у тебя растут волосы из носа. Я — Кром! Ты, что теребишь ворот рубахи, худой и длинный. Я — Кром!

— Кром... — выдавил испуганно кто-то из стражников, словно примороженных речью Конана к тем местам, где она их застала.

Но один — старшина — переборол себя, дошел до лежащих на камнях тел, наклонился и ощупал их. Остальные, включая Конана, выжидали. Везунчик, вышедший из дверей вслед за киммерийцем, в дверях и остался, жадно вслушиваясь в происходящее у Ворот.

— Боги, они мертвы, — еле слышно выговорил стражник, все еще касаясь пальцами глаз Деркэто и Адониса.

— На колени! — с новой силой возопил Конан. — На колени перед Кромом, слуги предавших меня! На колени, презренные!

Стук дерева о камень, звон железных набалдашников дротиков о булыжник — стража побросала свое оружие и рухнула на колени.

— Кром... Кром... — не переставая бормотали они.

Конан огляделся. Нельзя было терять времени. А то еще опомнятся. Будка без окон, видимо, караульное помещение, не запирается — не годится. Где же у них казарма? А-а, вот это она и есть! Приземистая пристройка к основному зданию Обители. На дверь навешен замок. Ключи, ключи... Ну конечно! Пояс у одного только старшины, зачем он ему? Точно, нагнулся и вгляделся Конан: есть ключики.

— Идите за мной, презренные! — пророкотал он. — Идите в свою казарму и ждите, когда я призову вас и начну Суд! Идите и молитесь! Берите дротики с собой: воины не должны бросать оружие!

Конан правильно рассчитал: возможность взять с собой оружие окончательно добьет слепцов. Тот, кто не боится вооруженных людей, и впрямь всесильный Бог. Стражники гурьбой двинулись в казарму. Старшина отпер ее, а Конан, забрав у того ключи, запер за ними дверь.

Это представление перед Воротами тяжело далось киммерийцу. Когда все было окончено, новый поток страха обрушился на него. Колени позорно задрожали, сердце бухало в грудную клетку, норовя выскочить наружу. Конан закрыл глаза, обхватил голову руками и с силой, с яростью, с ненавистью к себе сжал. Нельзя, нельзя поддаваться панике... И только чудовищным усилием воли справился он с вяжущим язык и тело страхом.

На негнущихся ногах варвар подошел к слепому вору, выдавил:

— Надеюсь, Везунчик, что у нас есть запас времени. Нам осталось самое последнее и важное.

Вор молчал. И молчал как-то странно.

— Может, ты тоже думаешь, будто я Кром? — Конан потряс Везунчика за плечо.

— Не знаю, — ответил тот. Ответил, кажется, честно.

— Ну и думай, как хочешь. Главное сейчас, чтобы ты просто верил мне. Поверь мне, Везунчик, в последний раз. И я сделаю тебя равным богам...

И опять в Пиршественный зал местных «богов».

Конан уже не думал об игре Бела. Похоже, он проиграл. Он так и не забрал у своего двойника самое ценное, что есть у того. Двойник погиб, и Конан теперь навеки останется на острове слепых. Что ж... Тогда тем более ему необходимо довести свой план до конца...

Озарение, посетившее Конана, когда они с живым еще Коэном выбирались из подземного хода на утренний воздух, началось с воспоминания.

А вспомнился Конану рассказ какого-то наемника, слышанный им в одном шадизарском трактире.

Варвар любил хмельные разглагольствования наемников. Лишенные воображения головорезы если в чем и отступали от правды-истины, так только в том, что касалось их личного участия в событиях.