Месть – блюдо горячее

Хозяин заведения усадил гостей в чистой половине и тут же принес бутылку коньяка «Дюбуше номер ноль» с закуской. При этом сказал елейным голосом:

– За счет заведения.

Начальство переглянулось и дружно выпило. Облава началась.

Вскоре в штаб начали поступать донесения. Белоглинский овраг, как более короткий и менее глубокий, пал первым. В нем обнаружили двадцать пять бесписьменных, по виду обычных отходников, просрочивших паспорта. Но сыскные знали уловки фартовых, часто прикидывавшихся такими бедолагами, и погнали всех на опознание. Попались два еврея, скрывающиеся от исполнения воинской повинности 1913 года. Кроме них в ловушку угодила шайка поездушников. Шестеро фартовых мирно спали, когда явилась полиция. На столах громоздились пустые бутылки из-под водки, а под кроватями открыто лежал дуван[81]: вскрытые чемоданы с вещами. Дьяконов, узнав об этом, тут же настрочил первый рапорт губернатору.

К трем часам был прочесан и Глебучев овраг. Здесь улов оказался много интереснее. Общее число подозрительных исчислялось двумя сотнями! В их числе был задержан и Ванька Сухой, которого питерцы так искали. Кроме маза попалась вся его компания, проживавшая в двух соседних флигелях. Их, как и поездушников, взяли практически с поличным. Парадчики[82] пытались спрятать свои воровские инструменты: фомки, дрели, коловороты, но не успели. В отдушнике русской печи нашлись десятки залоговых билетов из ломбардов. В подполе валялась мясорубка «александерверк», дорогая штука германской работы, похищенная из городского эвакуационного помещения для инфекционных больных. А на подоконнике сыскные обнаружили терракотовую статуэтку Венеры Милосской. Ту самую, которую стащили из квартиры Болмосовой. Двух последних улик было достаточно, чтобы законопатить ребят в арестантские роты…

Из других знатных пленников выделялся беглый каторжник Сымонайтис по кличке Пашка Жмуд. У него был при себе наган с полной начинкой, но негодяй не решился пустить его в ход.

Штаб получил последнее донесение и стал расходиться. Полицмейстер отвез питерского гостя в сыскное, где царил самый разгар, и уехал к себе на Соборную. Приказав Дубровину явиться в десять часов с докладом. А Лыков с трудом протиснулся в комнаты отделения. Они были забиты задержанными. Люди не помещались внутри, толпы их стояли на улице, охраняемые уставшими и потому злыми городовыми.

Вдруг Алексей Николаевич увидел в толпе знакомое лицо. Он подошел и крикнул громко:

– Здорово, Абас!

И без замаха, но сильно двинул в челюсть плотному парню с родинкой на скуле. Парень рухнул под ноги толпе. Сквозь нее протиснулся помощник начальника отделения Побединский:

– Алексей Николаич, за что вы его так? Прокурорский надзор дело заведет!

– Поднять, отделить от остальных, руки сковать наручниками, обязательно за спиной.

– А-а…

– Выполняйте, Алексей Васильевич, если вам жизнь дорога. Это Иванов-Какуев по кличке Абас. Я арестовывал его три года назад в Кременчуге. Патологический тип, лично зарезал двадцать человек. Должен помирать на каторге, а отдыхает в вашей расщелине. Не хотите стать двадцать первым?

Побединский изменился в лице и потащил оглушенного, не пришедшего еще в себя гайменника[83] в кабинет.

Командированный первым делом отправился разыскивать своего помощника. Сергей нашелся в столе приводов – помогал надзирателям оформлять бумаги на задержание.

– Ты мне нужен.

– Р-рад стараться, вашескородие! – гаркнул тот, вставая. – Чего изволите изволить?

– Надо сейчас же допросить Сухоплюева.

Коллежский асессор кивнул в угол:

– Вон он сидит, дожидается своей очереди.

– Выводи его.

Однако найти спокойное место для допроса не было возможности: все помещения оказались забиты темными личностями. Пришлось вести разговор в квартире начальника отделения.

Маз оказался жилистым и спокойным, с очень «бывалым» лицом. К такому на фу-фу не подъедешь. Но сыщик решил попробовать:

– Сухоплюев, давай по-быстрому, ладно? Я статский советник Лыков из Департамента полиции, прислан сюда для дознания кражи у вдовы коллежского советника Болмосовой. Осенью прошлого года вы ограбили ее квартиру на Московской улице, напротив здания управления Рязанско-Уральской железной дороги. Припоминаешь?

– Нет.

– Понятно. Статуэтка голой бабы тебя уличает – зачем финтить?

– Знать не знаю, мы снимали комнаты, она там стояла. Спрашивайте у хозяев.

– Иван! Меня интересует билет, и только билет. Начальство велело его найти, мне некуда деваться, кроме как вынимать из тебя душу. Пожалей сам себя и сознайся.

– Какой еще билет? Трамвайный?

– Нет, билет Первого пятипроцентного с выигрышами внутреннего займа тысяча восемьсот шестьдесят четвертого года.

Маз фыркнул:

– Я тогда еще не родился!

– Да? А мне уже восьмой год пошел. Хороший билет, стоит, по некоторым оценкам, пятьдесят тысяч. К тебе еще приходил за ним Азар-Храпов.

Веко у Сухоплюева самопроизвольно дернулось.

Питерец ободрился и продолжил: