Месть демонов (СИ)

— И в этом их главная слабость! Это их уязвимое место! Логичные — равно предсказуемые. И ничего, что логика у них немного повернутая! Надо всего лишь понять её суть, принять эти правила и… их можно запросто обойти!

— Понять бы еще, где главный корень всех бед, и два мира, считай, спасены.

— Сказать тебе, что ты ищешь?

— Что?

Лес неожиданно кончился, и теперь мы с Даной стояли у самой его опушки, а дальше расстилалась багровая, потрескавшаяся земля — царство вулканов и лавы.

— Вот видишь, еще одно доказательство, — отвлеклась Дана. — Они выбрасывают столько яда, что я диву даюсь, как этот мир еще не задохнулся. Тебе, наверно, туда.

— Ясное дело.

Я сделал первые шаги вниз, по каменистому склону, у подножия которого яростно бурлила река из жидких металлов.

— Ты должен избавить себя от мысли, что ты плохой! Избавить себя от чувства вины перед всеми! Ищи чувство вины!

Я обернулся, чтобы последний раз посмотреть на Дану и, быть может, даже взглянуть ей в глаза, но увидел лишь чернеющие стволы голых елей — Дана дикой кошкой скрылась в мертвых лесах, молниеносно и тихо.

«Что ж, пойду дальше», — подумал я, отвернувшись от мрачной чащобы и продолжив спускаться.

***

Нет смысла подробно рассказывать обо всем, что встретилось мне на пути к неведомой цели. Всё равно в памяти путешествие сохранилось отрывками, из которых в последствие я так и не сумел собрать цельной картины — каких-то кусочков все время не доставало.

Что запомнилось хорошо, так это правота Даны: в своем странствии я увидел почти все, о чем она говорила. И ядовитые вулканы, и безжизненную пустыню, где чуть не умер от жажды, и царство вечных льдов, грозившее убить холодом, и штормящий океан, пролив которого пришлось пересекать на хлипком плоту. Уже почти у самого берега плот налетел на острые камни и разлетелся на мелкие щепки, так что до суши пришлось добираться вплавь.

Призраки со знакомыми лицами появлялись все чаще, но я внял совету и перестал их слушать. Ничего нового они все равно сказать не могли — я знал эти обвинения наизусть. Так что полупрозрачные мороки почти не беспокоили.

Но виденные мною картины поражали воображение. Очень странное, двойственное чувство охватывало меня всякий раз, когда я попадал из одной локации в другую, не менее суровую и истерзанную. С одной стороны, я испытывал изумление и даже священный ужас — неужели я храню всё это в себе? Но с другой — в глубине души я всегда знал об этом. Вот только увидеть это вживую все равно было большим потрясением.

Временами мне попадались крохотные клочки тепла и света, но я никогда не подходил к ним, зная, что уйти оттуда будет непросто.

Издалека я увидел уютный домик Сэма и Кайсы. Ричард тоже был с ними: счастливый девятилетний парень. Они с отцом чинили флаэр, а Кайса ходила с лейкой и поливала роскошный цветник. До меня донесся легкий аромат роз и кофейных зерен.

Чуть дальше стоял институт практической магии. Я увидел, как Ингрид шагает к нему рука об руку с кем-то, а в руке у неё зажат черный портфель. В жизни Ингрид так и не доучилась из-за меня.

Элвис и Кора жили в просторной квартире — я увидел их мельком через окно. Тонкий силуэт великой гимнастки то появлялся, то пропадал из виду — Кора ходила по комнате, баюкая младенца, которому в жизни так и не довелось родиться. Элвис сидел в кресле и читал книгу. Я не видел обложки, но знал, что это его любимые приключения.

По-настоящему удивился я, встретив Чака, который изучал аномалию. Несмотря на жестокий обман и предательство, и ему нашлось место в моей душе — все же я мог понять, почему он так со мной обошелся.

Мы даже перебросились с ним парой фраз. Чак сожалел о своем поступке и рассыпался в извинениях. Я сказал, что простил. Чак не верил, пока я не объяснил, что иначе его бы тут вообще не было. На этом мы расстались. Друзьями.

Я видел Тора, Джейн и Долану, видел Леонору с малышкой Селеной, видел координатора Ди. Всем нашлись уголки в моем сердце.

Хотелось подойти к ним и отдохнуть хоть немного, но я заставлял себя продвигаться вперед: в этих домах и садах чувства вины не найти. Там только добро, понимание, свет. Там только хорошее. А я, вот парадокс, ищу плохое. Ищу самую гадость. Хотя, никогда не считал гадостью чувство вины, и это сбивало с толку.

Я все шел, дорога петляла и извивалась, но никак не хотела приводить меня к цели. Быть может, потому что я не знал, как эта цель выглядит? Чувство вины — хорошо, но что его олицетворяет? А может, я не был уверен, что это именно тот изъян, о котором говорил сверхдемон. Я сомневался, как и тогда, в междумирье.

Даже не знаю, сколько бы я еще пропетлял по закоулкам своего сердца, если бы не одна случайная встреча.

Это произошло, когда я, до смерти уставший и почти отчаявшийся, прилег отдохнуть посреди пшеничного поля — на удивление чистого уголка души. Но даже здесь все было пронизано светлой, щемящей печалью, от которой хотелось плакать.