Месть до первой крови

   Еле волоча от усталости ноги, она шла в свой кабинет, когда увидела спокойно сидящего на корточках у стены в коридоре задержанного парня. Правда, он был в наручниках, пропущенных через батарею, а в пяти метрах, у окна курили двое выводных сержантов. Астафьева знала, что второго парня сейчас допрашивает Соколок в кабинете Ваганова: тот был старше, и Ваня решил, что именно он орудовал монтирвокой. А этого, видимо из-за нехватки свободных камер , оставили здесь. Она молча окинула его взглядом, потом подозвала одного из полицейских:

   — Отведите в мой кабинет.

   Тот выполнять приказ не спешил:

   — Юрий Николаевич велел…

   — Я сама все улажу с Юрием Николаевичем! – неожиданно жестко ответила Катерина, и сержант почему-то подчинился.

   В кабинете цеплять мальчишку к батарее Катя не позволила, хотя выводной на этом настаивал. В конце концов, ему просто надели наручники и без лишней деликатности усадили на стул напротив Астафьевой.

   Никаких бумаг—протоколов она даже не доставала, ей хотелось просто поговорить и убедиться, что она права. Для начала Катя задала формальные вопросы – имя, фамилия, семья, род занятий. Парень был родом из расположенного недалеко от Старогорска поселка, но дома не появлялся уже полгода, и обитал у какого-то Витька. Мальчишка был немытым, в потертой одежде, с застарелыми ссадинами на лице и руках. Его глаза были типичными глазами наркомана, принявшего дозу – смотрящие как будто вглубь себя и с крошечными, со спичечную головку зрачками. Но Катю поразили его ресницы – длинные и пушистые, как у девушки. Подумалось, что если отмыть его и приодеть, то был бы картинка, а не парень.

   Чуть не насильно Катя заставила его выпить три стакана воды подряд, множество раз повторяла простые вопросы, пока не убедилась, что мальчишка начал отходить и уже понимает, где он. Хотя соображал все еще заторможено. А может быть, он всегда так соображал. И чем больше вопросов Астафьева ему задавала, тем меньше оставалось у нее сомнений в правоте Вани. Когда наркоману нужна доза, а денег на нее нет, он с готовностью проломит череп родной матери, не говоря уже о незнакомом мужике.

   — Где ты взял телефон? – в очередной раз спросила Катя.

   Тот молчал, глядя на пустую стену бездумными глазами.

   — Можешь не отвечать, — устав ждать, вздохнула Астафьева. — Мне твои показания не нужны, ты видишь – я даже протокол не веду. Тебя сюда посадили только для того, чтобы с коллегой твоим, — Катя кивнула на стену, за которой якобы допрашивали второго, — проще было разговаривать. И он им всё расскажет, если уже не рассказал. Знаешь, почему?

   Мальчишка не шевелился, и Катя даже не уверена была, что он ее слышит. Она продолжила:

   — Потому что приятель твой посообразителей будет. Ситуация у вас сейчас такая, что кто первый всю историю расскажет, тому и поверят. Ты же не хочешь, чтобы в убийстве обвинили тебя?

   — Это не я… — замотал головой наркоман.

   — Вот и он не хочет, — подхватила Катя. – И, наверное, прямо сейчас рассказывает, как ты монтировкой замахивался. И ты бы на его месте рассказал… Ты учти, мужичок этот, на чьи деньги ты ширнулся – мент. А бритоголового, который тебя из бара выдергивал, помнишь? Он его лучшим другом был. Ты убил его лучшего друга, понимаешь? — Красивые ресницы мальчишки вздрогнули, а взгляд тревожно заметался.

   Слова эти были, конечно, чистым блефом – никто второго пацана не избивал: Астафьева это точно знала. Не потому, что Иван был таким гуманным, просто он умел работать – требовалось не так уж много фантазии, чтобы получить от наркомана признание без рукоприкладства.

   Но задержанному этот блеф показался убедительным.

   «Нет, не мог, — решила Катя. — Мальчик с такими ресницами не может убивать».

   — Догадываешься, что от твоего соучастник останется после той беседы? А ты следующий, – холодно продолжала Астафьева. — С тобой то же самое сделают, когда мне возиться надоест.

      А мальчишка все ещё молчал, ерзая на стуле. Молчал уже не потому, что не хотел говорить – теперь он испугался. Теперь он готов был сказать что угодно – лишь бы не попасть в соседнюю комнату.

   «Неужели не верит мне?» — подумала Катя.

   Она выключила настольную лампу, взяла ключи от кабинета и приоткрыла дверь. Выводных в коридоре не оказалось, хотя те заверяли, что будут рядом, если что.

   — Уводите! – громко сказала Катя в пустой коридор.

   — Нет! Не надо… — испуганно остановил её мальчишка. — Пожалуйста, не надо! Я всё скажу… Спрашивайте – я всё скажу.

   — Где ты взял телефон? — не отходя от двери, повторила вопрос Катя.

   — Мы не знали, что это мент, правда! Если бы знали – мы бы… Мужик тот не сказал… сказал только, что нужно ключи от машины у него взять, и что он будет один…

   — Где ты взял телефон? – повысила голос Катя.

   — Говорю же у… у мента этого…

   — Так это вы его убили?

   — Нет…это Темыч…это не я, — срывая голос убеждал и почти выл мальчишка. — Я только монтировку доставал.

   «Темыч – это, наверное, тот, который у Вани», — как будто со стороны отметила Катя.

   — Зачем взяли ключи?

   — Ключи мужику нужны были…

   — Имя?

   — Не знаю, он не сказал…

   — Имя! – перебивая, жестко спросила Астафьева.

   — Он не говорил, правда!