Месть еврея

Увлеченная пением великой артистки, княгиня не за­метила вошедших, но при этих словах Антуанетты серд­це ее замерло. Однако призвав на помощь всю свою выдержку и самолюбие, ей удалось удержать преда­тельский румянец, выступивший на ее лице, ничто не выдало ее внутреннего волнения и, подняв бинокль, она, казалось, с большим интересом следила за игрой ве­ликой певицы. Антуанетта же не могла противиться лю­бопытству и украдкой поглядывала на ложу банкира. Критическим взглядом окинула она сперва Руфь и ее туалет, но молодая еврейка была одета с безукоризнен­ным вкусом. Атласное золотистого цвета платье, по­крытое черными кружевами и украшенное цветами, очень шло к ее смуглому лицу; а бриллианты и руби­ны, сверкавшие в ее черных волосах, возвышали ее вос­точную красоту. Самуил, как всегда изящно и просто одетый, был болезненно бледен. Взгляды соседей не вы­зывали ни малейшего волнения на его бесстрастном ли­це. Облокотясь на край ложи, он, казалось, был занят лишь представлением, и ни взглядом, ни словом, не об­ратился к своей молодой жене, с трудом сдерживающей лихорадочное волнение. Она то открывала, то закрыва­ла свой кружевной веер, ее тонкие пальцы трепетали, губы вздрагивали, и большие черные глаза злобно взгля­дывали на спокойное, бесстрастное лицо мужа, словно позабывшего о ней. Затем Антуанетта удостоверилась, что несмотря на притворное равнодушие, банкир не раз кидал украдкой взоры на очаровательный профиль Ва­лерии, и всякий раз лицо его хмурилось.

Для княгини спектакль утратил весь свой интерес, ее мучило лишь желание взглянуть на Руфь, но смутный страх встретиться с глазами Самуила не позволил ей повернуть голову. Наконец, не будучи в состоянии пре­одолеть себя и, пользуясь минутой, когда банкир смот­рел на сцену, Валерия с жадностью взглянула на моло­дую еврейку, и сердце ее сжалось от досады и ревности Такая красавица, полная огня и страсти, легко могла покорить сердце мужчины даже в том случае, если бы он женился на ней не любя. Валерии было невыразимо досадно при мысли, что Самуил посмел выбрать такую жену. Глубоко оскорбленная, она отвернулась и взгля­нула на Рауля. С напряженным вниманием стала она вглядываться в стройную, изящную фигуру мужа в бле­стящем мундире, в его красивое, классически правиль­ное лицо.

—  Да,— думала она с удовольствием,— Рауль— воп­лощение благородства, он тоже красив и, кроме того, князь. Он настолько выше этого... еврея, что заслужи­вает быть в десять раз более любимым.

Вся женская утонченная жестокость, навеянная рев­ностью, пробудилась в душе Валерии, внушая ей, что Самуил не мог забыть ее, что она может заставить его страдать и тем отомстить за дерзкий выбор.

Побуждаемая этим новым чувством, Валерия, как только опустился занавес, коснулась своей маленькой ручкой руки князя и голосом, в котором звучала беспре­дельная нежность, окликнула его:

—  Рауль!

—  Что, моя дорогая?

—  Пойдем со мной в фойе! Здесь так душно.

—  Я к твоим услугам, — ответил Рауль, поспешно вставая.

Нежность в голосе и во взгляде жены невыразимо его обрадовала, и в глубине ложи, надевая на нее атлас­ную накидку, подбитую горностаем, он, улучив минуту, коснулся губами ее волос. В этот момент глаза Валерии встретились с глазами Самуила. Она не дрогнула, а он в свою очередь ответил ей той же холодностью. Но уси­лившаяся бледность и чуть заметное дрожание бровей доказали, что удар был верен. Вполне удовлетворенная своим мщением, она оперлась на руку Рауля и вышла.

Во время следующего антракта князь преподнес да­мам великолепную бонбоньерку. Валерия, по-видимому, была в отличном настроении. Не переставая смеяться, она разговаривала и кокетничала с Раулем любезно улы­баясь, принимала входяших в их ложу мужчин, словом, настолько была оживлена, что Антуанетта положительно не узнавала ее, хотя отчасти и догадывалась о причине ее возбуждения, а Рауль, не подозревавший, что им хва­стаются, как дорогой игрушкой, и что, он служит лишь средством для возбуждения ревности другого, спокойно упивался своим счастьем; сияющий и благородный, с бла­гоговейной любовью смотрел он на Валерию, окружая ее своим нежным вниманием.

Таким образом дело дошло до третьего акта, когда Эдгар отталкивает изменившую ему невесту и срывает с ее руки кольцо. Сердце Валерии болезненно сжалось. С тягостным чувством вспомнила она день, проведен­ный в Рюденгорфе. Теперь ей казалось, что она слышит не голос артиста, а голос Самуила, который с отчаяни­ем и злостью упрекал ее в измене. Невольно взглянула она на банкира, который в свою очередь посмотрел на нее, но увидев холодную насмешку и презрение в его взгляде, она вздрогнула и опустила голову. Невольно рука ее стала искать руку Рауля, близ него чувствова­лось какое-то отрадное спокойствие, а там... там — ад и страдание.