Месть еврея

Тетрадка зашевелилась, послышалось царапанье карандаша, а затем один листок оторвался и лег на ру­ку хозяина дома. Тогда раздались три удара.

—   Духи просят зажечь огонь,— сказал медиум.

Зажгли свечку, и барон прочитал:

—   Самуил очень сильный медиум. Его сила будет содействовать сегодня замечательным явлениям. Дух Авраама хочет вступить с ним в общение.

«Какой плут! — подумал Самуил.— Именем отца он хочет победить мое неверие и заставить меня пригла­сить к себе мага. Удвою внимание...»

—   Я прошу духов,— насмешливо сказал он,— не ут­руждать себя, изображая моего отца. Я не верю в бес­смертие души, следовательно, не могу допустить, что­бы то, что раз уничтожено, могло говорить, а для бес­плотных существ будет приятнее обратиться к тем, кто достойнее может оценить их послание.

При этих словах стол начал сильно колебаться и условным числом ударов потребовал грифельную доску. Доску принесли и погасили огонь.

Вскоре Самуил почувствовал, что рука медиума вы­тянулась и застыла в его руке, затем, глубоко вздохнув, англичанин откинулся на спинку кресла, и присутствую­щие увидели, что по телу медиума забегали световые искорки, сливаясь в облако на его груди. Колыхаясь и расширяясь, облако дошло до середины стола, и тогда из его середины показалась фосфорически светящаяся рука, отчетливо выделывающая на более темном, окру­жавшем ее облачном фоне, знак, в то время как доска поднялась над столом и остановилась в воздухе, в уро­вень с лицом банкира.

Светящаяся рука же приблизилась к ней и пальцем стала чертить фосфорические знаки, в которых Самуил тотчас же узнал еврейские буквы.

—  Это слишком! — прошептал он, прочитав имя Ав­раама.

Он знал, что никто из присутствующих, исключая разве англичанина, совершенно ему неизвестного, не знал еврейского языка. Но по мере того, как он читал световое письмо, буквы которого затем исчезли, от бес­покойства и ужаса у него выступил холодный пот на лбу. «Безумный! Ты думаешь, что со смертью тела может уничтожаться и то, что в тебе мыслит и страдает! Я знаю все и жалею тебя. Я действительно Авраам, твой отец, и чтобы показать тебе, что свободный дух про­должает видеть и слышать, могу тебе сказать, что мне известно про подмен детей».

Глухо вскрикнув, Самуил вскочил со стула, выпустив руку медиума.

Грифельная доска с грохотом упала на стол и фос­форическая рука стрелой вонзилась в грудь м-ра Элингтона, который стал корчиться и глухо стонать.

—  Что вы делаете, Вельден,— воскликнул граф Хартиц.— Так не поступают в подобных сеансах, вы можете так убить медиума. Скорей садитесь и составляйте сно­ва цепь.

Как скоро цепь была восстановлена, спавший медиум слабым голосом приказал одному из графов делать над ним пассы, пока он не проснется и не прекратит сеанс. Когда м-р Элингтон проснулся и общество перешло в залу, все заметили смертельную бледность Самуила и его расстроенный вид.

—  Он получил какое-нибудь подавляющее доказа­тельство,— шепнула баронесса Кирхберг своему зятю.

—  Вы правы, маман. Я видел на доске буквы, кото­рые принял за еврейские. Надо полагать, что доказа­тельство было такое, что он убедился.

Но они ошибались. Самуил был убежден лишь в од­ном: что его страшная тайна каким-то образом стала известна «шарлатану», который будет его эксплуатиро­вать и ценой золота заставит купить свое молчание. Фос­форические письма были лишь, по его мнению, прелю­дией к шантажу, направленному, быть может, даже Мар­той и Стефаном, которые не смогли действовать открыто и взяли себе в сообщники этого проходимца.

Он подошел к медиуму и прямо спросил его:

—  Позвольте узнать, были ли вы в Нью-Йорке или в Вашингтоне?

—  Был и там, и там,— флегматически ответил англи­чанин.

«Нет сомнений»,— подумал банкир и, многозначи­тельно взглянув на своегб собеседника, присовокупил:

—  Я всегда готов вас принять, м-р Элингтон, если вы имеете что-нибудь важное сообщить. Вы постоянно на­йдете меня дома от 9 до 11 часов.

Англичанин удивленно взглянул на него, но заметив мрачный, сердитый вид Самуила, поклонился в знак согласия.

Не желая оставаться на ужин, Самуил простился, ска­зав, что ему нездоровится. Барон Кирхберг проводил его до передней и с торжествующим видом спросил:

—  Ну, что! Вы все сомневаетесь?

—  Более, чем когда либо,—ответил Самуил с при­нужденной улыбкой,— но сознаюсь, я не мог заметить плутней ловкого шарлатана.