Месть фортуны. Дочь пахана

— Да уж не без того! Верняк трехают — лиха беда — начало. Весь север малина тряхнула, подкидывая тебя живцом. И даже тех, кто родной маме и лягавым средь ночи дверь не отворял, тряхнули мы без мороки. Ну и шмонали нас менты — по всему свету. Тебя шарили по всем хазам. Да не фартило им. Ты, чуть мозги завелись, знала, где хайло открывать, а где закрывать надо. Все соображала. И фартовую науку с лету ухватывала. Когда с подкидышей выросла, приблудной возникать стала. По кайфу тебе было мотаться с нами «но гастролям»…

Капка с детства не имела семьи, своей постели, нехитрых забавных игрушек, да и не знала детских игр, не имела сверстников — друзей. Никогда не ходила в гости к ровесникам. Там, где она появлялась, надолго замолкал смех. Люди переставали жалеть детей, вздрагивать от их слез.

Задрыга вскоре поняла свое предназначение в малине и помогала набивать воровской общак золотом и деньгами.

Нет, фартовые не отступали от своего закона и клятв. Они не трясли жителей городов без разбору. Это — удел шпаны.

Законники не ковырялись в барахле, пропахшем нафталином. Они знали, кого трясти. И уж если провинился кто-то перед законниками, они умели его достать внезапно.

Капка помнила, как трясла малина ростовщиков, не плативших положняк, как вылавливала сутенеров, барух и барыг, как разделывалась с паханами шпановских малин, нарушивших воровские правила.

Задрыга с малолетства знала все законы, отличие своей «малины» от других, и никогда не нарушала то, чему ее учили законники.

Она не знала и не могла помнить, сколько раз фартовые пытались развязаться с нею. Случалось, ее хотели подкинуть к бездетным людям, Капка поднимала такой крик, что ее вскоре выносили из дома и оставляли на прежнем месте. Барухи ни за какие деньги не соглашались растить горластую, упрямую девчонку. А нянька детского приюта, едва приблизившись к орущему, вонючему свертку, зажала нос и поспешила от Задрыги без оглядки.

— От такой никому житья не будет! — продохнула на пороге испуганно и посоветовала никому не подходить к девчонке. Ту вскоре унесли фартовые. Их сердца не выдержали. Почувствовав знакомые руки и запахи, услышав «феню», успокоилась и Капка. Тут же уснула.

— Во, задрыга! Откуда у ней чутье? — удивились законники.

— Родная кровь! — прогремел пахан малины — Капкин отец.

Так и приклеилась к девчонке фартовая кликуха. Капка на нее не обижалась. У нее была — не из худших. Доводилось Задрыге слышать такие, от которых даже она — краснела. Воры не просто отличали друг друга по кликухам, ими метили как печатью, иногда до самой смерти.

Капка была малине обузой только поначалу, первые полгода. Потом к ней привыкли, а может, стерпелись. И, поскольку отделаться от Задрыги не удалось, жила у законников — их смехом и удачей, головной болью и страхом.

Она всему училась сама. Чтобы жить — нужно выжить, поняла Капка в свои полтора года, проснувшись поутру. Поняв, что фартовые оставили ее одну, огляделась, поползла к столу. Там выпила остатки вина и схватив кусок колбасы, долго мусолила его, пока не уснула до самого возвращения фартовых. Ходить она тоже научилась сама. И воры не удивлялись смелости и самостоятельности Задрыги. Она долго не решалась заговорить, словно копила запас слов. Внимательно слушала разговоры, серьезно, не по-детски взвешивая предстоящие взаимоотношения с каждым.

Она очень редко смеялась, почти никогда не радовалась Да и поводов к тому не было. Ее никто никогда не брал на руки, с нею редко говорили, никогда не жалели и не считались с Капкой, забывая, что девчонка — порождение малины, впитавшая в себя плоть и кровь фартовых. Она росла хитрой, хмурой, злой девчонкой, молчаливой и злопамятной.

Когда ей пошел третий год. кто-то из фартовых, забывшись, сел к столу на место Задрыги. Девчонка подошла молча сзади

Фартовый взвился под потолок, визжа и матерясь, ухватившись за задницу.

Капка сумела даже портки ему прокусить. И смотрела на

законника не моргая. Тот орал на Задрыгу, грозя ей всем на свете. Капка тогда впервые заговорила:

— Не базлай, падла! Будешь духариться — яйца оторву!

Услышав такой отпор от девчонки, фартовые хохотали до

слез, до колик в животах. И уже никто не рисковал сесть на Капкино место, знали: забывчивость будет наказана тут же.

Задрыга не терпела окриков, не прощала брани. Мстила за всякую обиду и чем старше становилась, тем злее, беспощаднее были ее выходки.

— Пора ее отвезти к Сивучу. Время пришло. Он ей мозги вправит в нужную степь. Этот кент всю фартовую «зелень» обучил. Никто не жаловался. И Задрыга уже выросла. Пусть у Сивуча побудет. Прикипится годиков на пять. Файная кентуха из нее получится. Там и воспитание, и образование обеспечено. Светской мамзелью станет! Сивуч не ударит харей в дерьмо. Все малины им довольны. Из шнырей и шестерок — из пацанов, знатных фартовых вырастил, — говорили отцу Капки. Тот вначале слушал молча. А потом — согласился.

— Одна беда впереди. Сивуч никогда не растил девок. Возьмется ли он? — вспомнил отец.