Месть фортуны. Дочь пахана

Законники впятером спокойно одолели заточенный забор. Там, внизу остались на шухере кенты. Они, в случае чего — встанут на выручку.

Вот и последнее препятствие позади. Воспользовались темнотой склада. И едва скрылся патрулирующий охранник, бесшумно скользнули к мрачному, серому зданию, где обычно содержались самые опасные из арестантов.

По жидкой, ржавой лестнице поднялись наверх, потом на чердак вошли. Оттуда — через люки — вниз. Но…

Только теперь заметили новшество: охранники, дежурившие на постах, имели сторожевых овчарок. Те едва почуяли чужой запах, с поводков рваться стали. Кенты замерли не дыша. А собаки подняли хай, как на разборке.

— Чего сбесились? Иль на прогулку захотели? Рано еще! — ругала псов охрана. Овчарки не унимались.

Фартовые спрятались за пожарные щиты, боялись шелохнуться.

Время шло к полуночи, когда кто-то из охранников предложил своим пойти поужинать.

— Вообще уже пора поесть! Давай тогда собак отпустим, пусть побегают в коридорах без поводков, — предложил кто- то из охранников.

— Ну нет! Псов не отпускайте! Вчера мы им дали погулять, они все лестницы засрали. Начальник меня самого убирать заставил. Костерил во все корки. Так что пусть на по

водках останутся, — встрял другой И кенты, услышав это, вздохнули с облегчением.

Вскоре охранники, грохоча сапогами, пошли в дежурную часть. Когда их голосов не стало слышно, кенты высунулись из-за щитов, заскользили по коридорам тенями.

Открыли камеру, еще одну. Шепнув короткое слово — линяйте, торопились к другим камерам.

Фартовые спросонок не поняли и побежали вниз. Там их встретили овчарки и сбитые с толку охранники, тут же сообразившие, куда вознамерились законники…

Замешательство было недолгим. Охрана взяла на прицел фартовых, вернула по камерам, не поняв, почему пятеро оказались лишними. Их сгребли в свободную камеру, каких в тюрьме хватало.

Не дождавшись возвращения законников оставшиеся за забором тюрьмы поняли, что случился прокол. Но фартовых неудача не остановила.

Целую неделю пытались они достать маэстро, но не удавалось. Кенты сыпались на мелочах. И когда уже все, казалось, было на мази, кто-то обязательно портил всю затею.

Прокуратура Ростова, во избежание непредвиденностей, решила не возить на допросы воров, и следователь сам приезжал в тюрьму.

Фартовые отказывались давать показания, мотивируя свое тем, что их замели ни за что. Без вины. Не в деле. И даже без причастности и подозрений. А, мол, за посещение ресторана в каталажку брать — западло.

— За что взяли нас лягавые? Куражились паскуды! Мало их тыздили — собак проклятых! Никаких показаний не дадим! Нам не в чем колоться. — Отказались встретиться со следователем.

— Не в чем колоться? А сколько трупов за время схода? Все от ножевых ранений скончались. Кто убил? А меховой кто обчистил? Инкассаторов кто ограбил? — возмущалась милиция.

— Нет доказательств, что преступленья совершены задержанными людьми. Со дня их задержания прошло четыре дня. Если в течение трех последующих не найдете оснований, всех придется отпустить! — заявил прокурор города начальнику горотдела милиции. Тот чуть матом не выругался в трубку,

— Вот тебе, Санька, и цена моей работе! — уронил голову на кулаки Семен, чуть не плача от досады.

— Кого взяли? Дай список! — взял в руки листы бумаги Седой. И тут же писал:

— Олень — ограбление инкассаторов. Групповое. В деле

была вся малина. Кропленые купюры сбывали на барахолке и в пивбаре — барухе. Она же продавец — Нинка, по кликухе Рябая…

— У этой ты легко возьмешь подтверждение. Деваться некуда. У нее под прилавком мешками кропленые лежат. Тряхни ее, вякни, что иначе ей отвалишь отдых на Колыме — она всех укажет, — сказал Седой.

— А малина Жабы?

— Меховой трясли вместе с Чижом и Решкой. Товар у барыги. Адресок имею. Спустить вряд ли успели, — поставил галку перед кликухами Седой.

К утру обо всех вспомнил. Семен отдал список в милицию и вместе с начальником угрозыска поехал добывать доказательства. Он не очень полагался на память Седого. У того, после избиения на разборке, часто болела голова, случались приступы тошноты и головокружений. Врачи не рекомендовали загружать Седого работой через меру. Предупреждали не будить и не тревожить его память.

Но именно она могла стать залогом спокойного завтрашнего дня и для Земнухова. Потому приходилось пренебречь советами.

Когда все доказательства были собраны и переданы в прокуратуру для предъявления обвинений, Семен ликовал. Лишь Седой молчал настороженно. Он ждал, что предпримут фартовые.

А в Ростов приезжали законники. Седой это чувствовал, улавливал из рассказов Семена, какой делился с Земнуховым всеми событиями, происходящими в городе.

— Сегодня ночью странный случай произошел. В тюрьме все собаки обоняние потеряли. Разом. И самое удивительное, что их за пределы территории не отпускали. Какая-то болезнь их поразила. Глаза слезятся, пленкой покрываются, корм не чуют, и не слышат. Вялые ходят, как тени. Голосов не слышно — не лают. И не бегают. Ветврача вызвали. Ничего не может определить. А собаки с ног валятся.