Месть фортуны. Фартовая любовь

— Мокрят не для кайфа! А если кто скурвится, дышать не дам! Шмонай потом пидера повсюду! Ну уж хрен! Я не дам смыться, коли засеку! Кто из фаршманутых сам возник на разборку и вякнул, что лажанулся, как последняя падла? — усмехнулась Капка и продолжила:

— Вылавливали! Всех падлюк! Но не лучше ли враз? Чтоб кентами не платить? Как нам пришлось…

— Ишь, клок гнилой жопы! Она уже свою пасть открыла, права качает! Сход и разборки хочет заменить собой! Не рано ль вонючка хвост подняла? — вскипел орловский пахан и потребовал повременить с приемом в закон Задрыги.

— А ты, захлопнись, мурло! Седой у тебя под шнобелем приморился! Достал ты его? Хоть сек про решенье схода! Кишка гонка была замокрить его? Иль слово схода и разборки по хрену тебе? Иль без навара не пернешь? Иль слабак в яйцах? Тогда заткнись, плесень! Маэстро всем тогда велел! Никто в Звягинки не намылился! Теперь меня лажать хочешь? На себя гляди, старый козел! — сорвалась Капка, забыв все правила разом.

— Кончай бухтеть, кенты! — потерял терпенье Медведь, понявший, что из этой перепалки может получиться свалка — с кровью, шумом и враждой между малинами на многие годы. Такое

уже случалось. И маэстро, грохнув кулаком по столу, рявкнул так, что паханы головы втянули разом в плечи.

— Хватит базлать! Завязывай базар! Не то я всем вам здесь свою разборку устрою! Чего развонялись здесь, как пидеры под нарами? Чего делите, вашу мать? — налились глаза кровью.

Законники поняли, что перегнули, переполнили чашу терпения и утихли, отвернувшись от Задрыги.

— Я не спрашиваю совета! Эту кентуху принять в закон хотел еще прежний маэстро, я лишь выполняю его волю! Кто с ним поспорит? — оглядел паханов свирепо. И повернувшись к Задрыге, продолжил:

— Волею покойного маэстро, земля ему пухом, своею волей и с согласия паханов, всех честных воров, принимаем тебя в закон! Единственную из бабьего рода! Но спрос с тебя оттого не станет меньше! Чуть с нашего пути в сторону — хана будет! Секи! Клятву дала! Всякое слово в ней дороже рыжухи! — велел Глыбе поставить Задрыге метку законной воровки.

Капка встала с колен. Ей разрешили присесть рядом с паханами. Те делили границы своих владений. Задрыга молчала, зная, что на сходе паханов нет слова простому законнику. Она слушала, изредка, исподтишка бросала взгляды на Мишку. Тот даже не смотрел в ее сторону.

Задрыга вслушалась в разговор паханов, кусая от обиды губы, заставила себя отвлечься. И поняла, что Черной сове, помимо Брянска, отдал Медведь Ленинград и всю неметчину — Калининград и область. Теперь он выколачивал из Шакала согласие на дань, какую пахан обязан будет отдавать Медведю каждый год. Пахан спорил, урезал. Но маэстро требовал свое жестко:

— Я сам фортовал в тех местах и навары снимал кучерявые. Не облапошишь. Знаю, сколько твоя малина иметь будет. Не жмись. Коли не уломаешься — другим отдам! Те враз сфалуются! — предупредил строго.

— Заломил ты, Медведь! Народец в тех наделах жмотный, сквалыги сплошь. Фраера-бухарики. Пархатых — по пальцам сочтешь. Много хочешь! — ломался Шакал, но приметив, как берется багровыми пятнами лицо маэстро, тут же умолк, пошел на попятную.

— Ну, Шакал! Такое обломилось, а он сквалыжит! Да в Питере тебе малины дань за полгода больше отвалят, чем ты в своем Брянске до конца жизни наскребешь! Фалуйся и не ботай много! — посоветовали паханы.

Капка, послушав их, молча вышла из хазы, дав знать Шакалу, что подождет его снаружи.

Задрыга вышла во двор, присела на скамью, холодную, обледенелую.

Вот и стала она законницей. Но почему нет радости? Ведь гак долго готовилась к этому дню, а он оказался совсем обычным, серым. Пахан рассказывал, когда его принимали — все кенты поздравляли. Капку — никто. Даже своя малина молчала, будто ничего не случилось. А ведь она так долго готовилась, так ждала этого дня…

Законница… Что-то изменится в ее жизни, или все останется по-прежнему?

Кто-то тронул за плечо. Капка подскочила от неожиданности.

— Поздравляю, Задрыга! Теперь ты настоящей кентухой заделалась! Сивуч пронюхает — раздухарится! Балдеть будет, что и ты в чести дышишь! — улыбался Мишка-Гильза. Он присел рядом.

— Хреново приняли! Грызлись паханы! Не хотели в закон брать, — отмахнулась Капка.

— А ты забей на них! Меня тоже так в закон взяли, под треп и звон.

Почему? — удивилась неподдельно.