Месть «Голубой двойки»

И как все летчики ни старались, а командир корабля лейтенант Драпиковский наехал-таки однажды на глубокий снег, поставил машину на нос. Экипаж остался цел и невредим, а вот носовую часть самолета подмяло до самой кабины летчика. Нужно было срочно, пока не рассвело, убрать поврежденный самолет в лес и замаскировать его ветками. Рано утром все экипажи улетели на основную базу, в том числе и Драпиковский на моей «Голубой двойке», а я с его экипажем остался, чтобы как-то подлатать «пострадавшего» и тоже потом перегнать его на базу. А там уж его фундаментально отремонтируют. Сколько мы ни ломали голову вместе с инженером эскадрильи Андреем Ивановичем Тружениковым, но так ничего не смогли придумать, кроме как полностью отсоединить нос самолета — штурманскую кабину от фюзеляжа. Открытое место залатали листовым железом. Получился какой-то обрубок самолета. В кабине летчика не было приборной доски, ноги при нажатии на педали доставали до самого железа. Но следовало срочно убираться отсюда восвояси, каждый лишний час пребывания на виду у немцев был не в нашу пользу. Когда я сел за штурвал, почувствовал себя как-то непривычно и неуверенно. Чуть вытянешь голову из-за разбитого козырька — и под самым носом видишь землю. Моторы уже опробованы, можно и взлетать. Но боязно: черт его знает, как поведет себя в воздухе этот куцый обрубок, да и выдержит ли при взлете напора встречного ветра залатанное место?

Как бы то ни было, взлетели мы нормально. Я осторожно развернул самолет на малой высоте и на бреющем полете пошел домой, к себе на основную базу. Старались прижиматься как можно ближе к земле, а то еще обстреляют свои же, приняв наш корабль за чужой, за самолет неизвестной немецкой конструкции. А темный густой лесной фон помогал нам избегать нежелательных встреч с немецкими «мессерами». Но все же стрелки стояли в полной готовности у своих пулеметов. Летчик Шашков не переставал удивляться: летим! Летим, хотя у нас самолет без штурманской кабины и один прибор скорости на двоих. А штурман, если ему надо было сообщить об изменении курса, открывал дверь кабины бортового техника, где он устроился, и показывал рукой вправо или влево. Так, призвав на помощь всю свою изобретательность, мы все-таки добрались до дома. Когда зашли на посадку, на аэродром высыпал чуть ли не весь городок. Люди стояли, задрав вверх головы, и гадали, что же это за самолет?

Но увы, оказалось, что и на базе тоже ничем нельзя помочь злополучной машине. Требовалась новая штурманская кабина с многочисленной аппаратурой и сложным приборным хозяйством, а ее не было. Куда только мы ни обращались, вплоть до военных заводов, всюду получали отказ: ТБ-3 уже были сняты с производства, промышленность выпускала теперь другие, более совершенные марки машин. Но мы не теряли надежды, посылали новые и новые запросы. Летчик Большаков, прибывший к нам из школы штурманов, вспомнил: у них там на учебном полигоне, вроде, стоял списанный самолет с неповрежденной носовой частью, да и вообще, утверждал он, там легче найти нужную нам кабину.

Командир эскадрильи майор Родионов решил послать туда меня, как «уже имеющего опыт» летать на таком необычном самолете. В штурманы мне дали стажера Бакулина, только-только начинающего свою летную биографию. Что же, решение правильное: опытные штурманы нужны здесь, на фронте. И вот я с экипажем Драпиковского (сам он временно остался за командира «Голубой двойки») вылетел на ремонт.