Месть «Голубой двойки»

Теперь нам предстояло решать, как отсюда выбраться. Посоветовались между собой и пришли к выводу: днем нас немцы обнаружат легко, поэтому идти надо только ночью, а до вечера спрятаться и выждать здесь же. Выбрали в кустах сухую воронку, которых вокруг тут было немало, забросали ее сверху хворостом и ветками и сами полезли во внутрь. Каждый, сняв с себя тяжелый меховой комбинезон, разрезал его пополам, получились куртка и брюки. Брюки эти меховые решили не надевать, трудно будет в них идти. Я стащил с ног и унты, остался в одних брезентовых сапогах.

Когда рассвело, сквозь ветви мы заметили дорогу, по которой часто проезжали автомашины, слышали незнакомую речь. Доносились до нас и глухие артиллерийские раскаты. С помощью карты, которую штурман успел перед прыжком сунуть за пазуху, определили место приземления. Мы оказались на узком, шириной всего в несколько километров участке, который вытянутым полуостровом вклинивался в глубину обороны наших войск, образуя так называемую Демьяновскую группировку. Если бы мы приземлились немного севернее или чуточку южнее, то очутились бы у своих. А теперь оставалось надежда только на темную ночь и лесистую местность, которые, возможно, помогут нам незаметно проскочить через позиции врага.

У нас были только пистолеты, самодельные финские ножи с красивыми рукоятками да две гранаты-лимонки на весь экипаж. Такую бомбу я всегда брал в полет в нагрудном кармане комбинезона, другая оказалась у правого летчика Кулыгина. Применять их договорились лишь при самой крайней необходимости, если при встрече с врагом оторваться от него не удастся без боя. Решили двинуться с наступлением сумерек на север, этот путь показался нам короче и более знакомым. Но до вечера было еще далеко. Нам давно хотелось пить, есть. Каждый не раз вспоминал оставшиеся в самолете термоса с чаем, галеты, печенье и консервы бортового пайка. Жажду и голод стремились утолить, обмануть сном. Дежурили по очереди, один вел наблюдение, остальные дремали.

Под вечер, когда село солнце, мы покинули воронку и гуськом поползли на север. Приблизившись к дороге, притаились в кустах. Время от времени совсем близко проезжали машины с солдатами в кузовах, хорошо были видны их лица, пыльные мундиры. Выбрав удобный момент, решили перейти дорогу. Первым пополз стрелок Жилкин, остальные, держа наготове пистолеты, ждали, когда он окажется на другой стороне. Так, один за другим, перешли все, вышли на тропинку и, вдруг услышав быстрые шаги, снова притаились в кустах. На тропинке показался парнишка лет четырнадцати. Окликнув, остановили его.

— Куда ты идешь, мальчик?

— В лес, туда, — и показал он рукой куда-то в сторону.

— А зачем? Ведь ночь скоро.

— Там наши деревенские живут.

— Что ж они делают в лесу? Скрываются что ли?

Мальчик замялся и окинул нас настороженным взглядом. Я подумал, возможно, где-то вблизи тут есть партизаны, и паренек, может быть, направляется к ним.

— Иди сюда, не бойся, — подозвал я его к себе и, когда он нерешительно приблизился, спросил: — Они что, партизаны?

— Нет, они не партизаны.

Постепенно все выяснилось. Оказывается, работоспособные жители деревни, боясь, что гитлеровцы угонят их в Германию или заставят работать на строительстве оборонительных сооружений, скрывались в лесу.

— А в деревне вашей много фрицев?

— Есть, но немного. Вот в Васильевщине, — показал мальчик куда-то на запад, — их полным-полно.

— Ты не можешь нам найти что-нибудь поесть?

— Я не знаю, Дома у нас никого нет. Вон там, на околице, работает в огороде одна тетя. Она, наверно, даст вам покушать.

Расспросив, как найти скрывающихся в лесу людей и предупредив мальчика, чтобы он никому не рассказывал о встрече с нами, мы отпустили его.

Лес почти вплотную подходил к деревне, и мы действительно увидели в огороде у крайней хаты женщину. Но она была не одна. Рядом стоял немецкий офицер и что-то говорил ей.